Читать книгу «Мятежный ангел» онлайн.
— Жаль, что не родилась вторая такая же, как ты.
— Ты и впрямь так думаешь?
— Не думал бы — не сказал бы!
— Не забудь женщину-левшу!
— Не забуду.
— Обещаешь?
— Обещаю.
Он сидел в автобусе у окна, из кафе все махали ему, словно провожали родственника — бог весть, вернется ли еще.
Петер ехал в Баина-Башту на автобусе компании «Ласта», слушая радио, и пришел к выводу, что сербские песни по большей части грустные, даже если слова в них веселые, а темп быстрый. Звуки растворялись в утробе полуразвалившейся колымаги, их перекрывал гомон пассажиров. Петеру вспомнилась похожая поездка из Гаваны в С., и он в который раз подумал, что его жизнь уже давно напоминает долгое путешествие сквозь литературу. От постоянных перемещений лишь усиливалось желание исследовать ту форму (душу), в которой невидимая нить соединяет внешний мир и внутренний. Автобус ехал по извилистой дороге, лишь самые стойкие пассажиры могли сдержать тошноту, а Петер все сильнее ощущал близость магистральному пути Истории. Он понял, насколько опасен этот скользкий путь, и знал, что здесь ступала нога солдата, прожигая землю с юго-востока в сторону Европы и в обратном направлении, с северо-запада к юго-востоку! Секрет нашей живучести так и не разгадан до конца, и даже Петеру не удалось раскрыть его, но его сострадание к сербам было величайшим из подарков, какие иностранец только может принести в дом, который столько раз разоряли непрошеные гости и который хозяева упорно восстанавливали.
— Прошлое сделало сербов мудрыми! На этот раз мы решили, что больше не хотим быть жертвами, как в двух мировых войнах. Однако это вовсе не означает, что мы избежим этой участи. Потому нас теперь и наказывают, и за дело, и зазря! — на чистом немецком языке сказал Миломир Бабич, бывший директор гимназии Баина-Башты, принимая Петера у себя дома, — тот его внимательно слушал. — Все, что не довели до конца в 1941–1945-м — я имею в виду Ясеновац, Стари Брод, Градишку, Ядовну, где массово убивали сербов, — должно было продолжиться в девяностые.
— Погодите, а это отражено в каком-нибудь документе?
— Да, только вот бо́льшая часть документов не у нас. Особенно тех, которые касаются Второй мировой. Война девяностых оставила после себя горы трупов. Количество оружия, полученного мусульманами и хорватами, явно говорит о том, что документы у них лишь в головах, а если и есть какие-то письменные источники, то они у тех, кто подтолкнул наших соседей вступить в Первую мировую войну и во Вторую, а потом взяться за оружие в девяностые. Мы знали, что они замышляют, так происходило уже дважды. Почему бы не повторить и в третий раз?..
— И много погибло сербов?!
— Больше тридцати тысяч, но на сей раз нас не одолели!
— А Сребреница?
— Со времен Второй мировой самая масштабная этническая чистка в Европе — это операция «Буря», в ходе которой сотни тысяч сербов были изгнаны из Хорватии. Католическое действие давно вынашивало этот план. Тогда был осуществлен не знаю какой по счету геноцид по отношению к сербскому народу, совпавший с истреблением пленных мусульман в Сребренице, и нужно признать, это произошло не случайно. Операцию организовал Пентагон вместе с частной военной корпорацией «Мартин Локхид», хорватской армией и полицейскими подразделениями.
— Что значит «совпавший»?
— Конец июля — начало августа: именно тогда были и Сребреница, и «Буря», и не говорите мне, что это случайность! Сребреница «покрыла» «Бурю».
— Не знаю, так ли это, — заметил Петер.
— Для нас, дринских сербов, война началась в 1914 году, когда накануне Первой мировой войны мусульманский корпус уничтожил в Челебичах восемьдесят четыре серба, а потом в июле 1941-го в Старом Броде на Дрине Юре Францетич с хорватскими усташами и мусульманами загубил шесть тысяч двести наших душ.
— А что вы скажете по поводу «кровавой Дрины» в годы Второй мировой войны и резни мусульман на Вишеградском мосту?
— Месть усташам Лубурича, истреблявшим сербов в Сараево; мы остановили Лубурича.
— Ясно, но какая связь между «Бурей» и Челебичами?
— Связь есть! В обеих мировых войнах мы сражались на стороне победителей, и соседи дважды стреляли в нас пулями прогнившей идеологии, за редкими исключениями. В итоге «Буря» оказалась для хорватов и мусульман подарком за две мировые войны. Если случится третья, все будет точно так же.
— Но это не имеет никакого отношения к тому, о чем мы говорим.
— Еще как имеет; они сразу подсчитали жертвы, а мы нет. Наше великодушие и наша коррумпированная разведка — вот она, сербская катастрофа. Мы не стали считать миллионы убитых соотечественников, и нас объявили преступной нацией.
Петер сидел с друзьями в скромном доме Миломира Бабича, приоткрытое окно ходило ходуном от ветра, воздух с Дрины студил лоб, разгоряченный можжевеловой настойкой. Он почувствовал сострадание к этому человеку, чьи слова уносил обратно к Дрине прохладный ветер. Под конец вечера голос возмущенного учителя немецкого языка из Баина-Башты стал звучать — быть может, из-за студеного воздуха и табачного дыма — так же резко, как звучал стальной трос, в жилах которого свистел ветер, и в разных странах Петер ступал ногами по этому свисту. Сколько неверных шагов пришлось сделать этим обманутым людям? — думал Петер. Сколько пало жертв ради выживания? Всегда одно и то же движение: вперед-назад, а потом снова вперед. Как при стыковке вагонов с новым локомотивом. Петер видел перед собой человека, для которого все было историей: и то, что произошло до сей поры, и то, что развертывается ныне и случится завтра. История непрерывна. Петер уже было решил, что учитель выговорился, но тот достал заложенную между страницами книги копию какого-то документа.
— Это чтобы вы не думали, будто моя точка зрения на вещи — лишь причитание над судьбой родного народа и обвинение в адрес высших сил. Вот высказывание лейтенанта Павловича, участника балканской войны 1912 года и впоследствии Первой мировой. В дневнике он пишет: «Нам нет смысла бороться, мы изгоняем турок, но наши собственные аги и беи сидят у нас на закорках. Мы победим немцев, австрийцев и болгар, но местные прихвостни замарают нашу свободу. Ничто для нас не имеет смысла, покуда мы сами создаем себе врагов. Нам не нужен внешний враг — местные лакеи все разрушат и осквернят. Так ли неправ был тот, кто проклинал нас?»
На рассвете, когда солнце еще не успело взойти над Дриной и рассеять туман, спускавшийся к ней с гор из Боснии и кутавший долину Баина-Башты, Петер уехал в Вишеград.
Когда туман скрывает истину