– Сколько лет твоему сыну? – прищуривается он, и вдоль моего позвоночника бежит холодок. – В каком месяце он родился?
Это легко проверить. Врать нет никакого смысла.
– В апреле.
– В апреле… – повторяет Ратмир, производя в голове нехитрые подсчеты.
– А в каком месяце родилась твоя дочь? – все-таки не сдерживаюсь.
– Дочь? – отвлекается от размышлений он. – Какая дочь? У меня нет детей.
Нет?⠀
Снова врет… или та девочка – дочь Лейлы?
– Подожди. Если в апреле, значит…
– Мне пора, – открываю дверь и закрываю перед его носом. – Не приходи больше.
Ну вот и все, гром грянул – главная моя тайна раскрыта.
Часть 16
Ратмир подъехал к дому и, заглушив двигатель, какое-то время посидел в тишине. Говорят, что счастье – это когда хочется возвращаться домой, у него же все было ровно наоборот. Что угодно, лишь бы как можно дольше побыть где-то вне. Он никогда не был по-настоящему расслаблен в этих стенах.
Сейчас он испытывал дикий душевный раздрай. Она буквально выгнала его, не дав договорить. Заткнула рот вескими доводами.
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀
– То есть он действительно изнасиловал тебя?
– А ты только что об этом услышал?
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀
Кретин.
Как же ей было плохо тогда… Она права. Во всем.
Ощущение недосказанности не давало расслабиться, если бы не ее категоричность, он бы заставил выслушать себя до конца. Но посчитал, что не имеет права давить хотя бы сейчас.
В гостиной зажегся свет, Ратмир тяжело вздохнул и выбрался из машины. Открыл дверь, вошел в дом.
– Ты долго сегодня, что-то случилось?
– Ничего.
Юнусов прошел мимо жены и направился в спальню. Но слышал позади такие нежелательные сейчас шаги.
– Ратмир… что не так? Ты какой-то странный.
– Я просто хочу побыть один, – даже не обернулся, методично избавляясь от одежды.
Наверное, это ненормально, когда к собственной жене испытываешь… ничего. А порой это "ничего" с долей раздражения. И чем дольше они были женаты, тем острее становилось это чувство.
Он не хотел с ней говорить – элементарно было не о чем. Не хотел с ней спать, потому что даже физическая тяга, которая никогда и не была сильной, окончательно угасла. Он не хотел ее даже видеть… но чувство долга и вины не давало ему ее бросить.
– Я сегодня была у врача, – осторожно начала она за его спиной.