— Как ты понял?
— Посмотри, какой гвоздь здесь. Свеженький, чистенький. И посмотри, на каких гвоздях висят другие картины.
Помимо портрета матери старосты, здесь висел какой — то степной пейзаж и натюрморт с яблоками. Три картины на одну комнату… не многовато ли для деревенского старосты?
— И что это значит? — спросила я, — хорошо, картину повесили недавно. И дальше что?
— Представь, — Эд обошел меня, закрыл мои глаза ладонями.
Стало тепло. Я рвано выдохнула, стараясь думать не о его ладонях, а о деле. О деле.
— Представь, что ты некрасивый мужчина, который по глупости женился на какой — то девчонке, — прошептал Эд мне на ухо, — семь лет брака ты держала портрет своей матери в тайне, а потом однажды повесила в комнате. И не абы, где, а прямо напротив кровати твоей супруги. И как раз вскоре после этого пришел призрак…
— Эд, ну что за ребячество, — я протянула руки с его ладоням, и застыла, — постой, то есть староста специально повесил картину, чтобы жена узнала, как выглядит его покойная мать, и решила, что приходящий к ней призрак — это женщина с картины.
Я собиралась открыть глаза. Но Эд продолжал держать меня.
— Тогда другой вопрос, зачем старосте убивать свою жену? — спросил он, — что всех нас толкает на самые большие глупости. И на глупости, и на подвиги…
— Он влюбился, — догадалась я, — влюбился, но мешала жена. Его любовница — это и есть наш призрак.
Тут я открыла глаза и посмотрела на довольного Эда.
— Значит, отыщем новую подружку старосты, и дело раскрыто, — прошептала я.
— Хорошо, сыщик Донна, — улыбнулся Эд, — и как же мы будем искать эту подружку?
— У старосты должны быть припрятаны любовные письма, не знаю, что угодно. Они должны были писать друг другу.
Эд смутился. Видимо ожидал от меня другого ответа.
— Зря ты так, — сказала я, — письма должны быть.
— А если она не умеет писать?
— Не умеет?
Я застыла. Ну конечно, не все же в этом мире образованы так же, как принцесса Македония. Тем более это деревня.
— Тогда еще лучше, — сказала я, — если найдем переписку, то поймем, что подружка образована и сузим круг подозреваемых.
Эд покачал головой. Ему не нравилась идея искать письма. И пусть. Я чувствовала, что несчастные конверты должны существовать! Мы копошились в комоде. Во всех ящиках. Документы. Много документов. Какие — то записи. Сведения о доходах и расходов.
— Он мог уничтожать письма! — воскликнула я, — зачем хранить любовную переписку. Мало ли узнает жена?
— Нет, он бы не уничтожил, — покачал головой Эд, — смотри сюда, на книжные полки.
Там стояли три небольшие книги. Что — то про деревни, карты мира и какой — то роман. И еще лежали свернутые рисунки. И как раз один из этих рисунков развернул Эд.
— Интересно, — пробормотала я, рассматривая рисунок моря карандашом и кривоватую подпись. Да такую кривоватую, что не разберешь.
— Жена старосты любила рисовать, — сказал Эд, — но вот писать не умела. Посмотри, она попыталась поставить подпись, но это не ее подпись. Староста поставил каракулю за жену.
— То есть скрывать письма ему без надобности, — выдохнула я, — тогда, где…
— Ты так веришь в то, что письма существуют?
— Верю.