— Думал?
— Конечно. Так что ты нарисовала?
— Угадаешь?
Эд смутился, несколько раз моргнул.
— Огонь? — предположил он, — для тебя свобода — это огонь?
— Нет.
— Что тогда?
— Танец.
Эд застыл, словно не веря моим словам. Отодвинулся с недоверием.
— Ты шутишь?
— Нет, я правда нарисовала тогда танцующую пару.
Эд склонил голову, всматриваясь в мое лицо, словно силясь увидеть во мне кого-то другого.
— Ты не перестаешь удивлять, — сказал он наконец, — кажется, уже все о тебе знаю, а потом всплывает что-нибудь неожиданное.
Мне захотелось потанцевать. Больше всего на свете. Встать здесь в лесу, прижаться друг к другу, и закружиться. И нам будет не нужна музыка. Мы услышим музыку природы. Я набралась сил, сделала глубокий вдох.
— Может, потанцуем?
Я вспомнила Эда на балу. Вспомнила, как он тащил меня за руку в центр зала на последний танец. Вспомнила, как мы без передышки танцевали несколько часов подряд. Вспомнила, как горели его глаза. Да, Эд, сидящий передо мной — это не мой Эд. Но все же… это в нем должно было остаться неизменно.
— Потанцуем? — смутился Эд.
Не просто смутился, он почти испугался моего предложения. Сглотнул. Шмыгнул носом.
— Ты не хочешь? — осторожно спросила я.
Эд снова сглотнул. Голова шла кругом.
— Почему не хочешь?
— Да зачем, — махнул он рукой, — какие танцы? Что за ребячество?
Я ухмыльнулась. На что рассчитывала?.. Нет, это не мой Эд. Точно не мой Эд. Даже близко не он.
Я помешала угли, сдерживая подступающие слезы. Как глупо. Это точно не то, из-за чего плачут. Это такая ерунда. Но я ничего не могла поделать.
— Ты что плачешь там? — спросил Эд.
— Это от костра.
— Тогда отходи. Говорил же, от этих походов ничего хорошего не дождешься!
— Ворчишь, как старик.
— Тебе не понять, ты не жила во дворце, не знаешь, как неудобно без всей нашей роскоши.
Я усмехнулась. Конечно, не жила во дворце. Я понимала Эда, как никто другой, но даже мое поведение в первые дни походной жизни было более нормальным.