Теперь я встала позади Эда. Закрыла ему глаза. Он тронул мою руку своей. Я чуть заметно улыбнулась.
— Эд, представь, что ты говорящая голова с отменным чувством юмора, желающая нам помочь, знающая все на свете, где бы ты сделала выход?
— Говоришь, чувство юмора… знаю, все на свете, и хочу помочь. Это должно быть что-то связанное с нами. Нам с тобой близкое. Возможно, мы уже сталкивались с этим. Донна, с чем мы с тобой сталкивались? Что нас связывает?
— Эд, думаю, тут дело в другом, — сказала Донна, — может, нам дернуть за какой-нибудь рычаг и дверь отворится? Может надо капнуть своей крови, не знаю…
— Капля крови? — рассмеялась голова, — не думала, что у вас так много крови осталось!
— Нет, не кровь, — покачал головой Эд, — нас связывает болото истины. Может, нам надо сказать какую-то правду?
— Какую?
— Любую, открыть секреты! Что-нибудь, что мы друг о друге не знаем.
— Спрашивай, отвечу все, — сказала я, — спрашивай, что тебе интересно?
— Какие твои любимые цветы?
Я рассмеялась от неожиданности.
— Так какие?
— Васильки.
Эд провел ладонью по моей щеке.
— Васильки, — повторил он.
— Да… полевые цветы… люблю полевые цветы.
— Твой вопрос, отвечу все.
Я хотела знать все, о его детстве, о его друзьях, о его увлечениях и мечтах… но в тот момент с языка сорвалось другое.
— Расскажи о своей маме, — попросила я.
— Я был маленьким, когда она умерла, — негромко сказал Эд, — но у нее был потрясающий голос и она пела колыбельную. Знаешь, у нас было много слуг, но мама сама укладывала меня спать. А еще она тоже любила васильки, а еще ромашки. Она много улыбалась и говорила, что думает. И она умела любить.
Я прижалась лбом к его лбу.
— Очаровательно, но бесполезно, — послышался голос головы, — не знаю, на что вы рассчитывали, обмениваясь секретами, но никакие потайные двери это вам не откроет.
Мы решили снова осмотреть стены. Быть может, мы пропустили подсказку, трещину, что угодно. Потом осмотрели землю. Ничего. Потом я залезла Эду на плечи, и осмотрела все сверху. Никаких зацепок.
— Голова хочет нам помочь, — повторял Эд, — помочь…
— Ты все еще в этом уверен?
— Уверен. Полностью уверен. Я чувствую, мы должны что-то сделать. Мы же ненастоящие. Здесь все ненастоящее.
— Да, мы с тобой лишь души.
— Души, — повторил Эд, — а души же свободны, мы должны освободиться, забыться… все что угодно.
— Танец! — воскликнула я.
— Танец?