В ответ я изобразил кривоватую улыбку и сказал:
— Ну, мою-то голову так просто не отрубишь!
Оракул как-то странно, с горечью посмотрел на меня. А Нергал, медленно и осторожно выбирая слова, проговорил:
— Сотот не поставил бы невозможного условия, Даня. Просто… Подумай об этом. Все не так однозначно.
— Ладно, пошли искать границу локации, — оптимистичным тоном заявил Шива. — Нам вообще-то надо двигаться как можно быстрее, чтобы он замучился убегать от нас. А пока что он разве что ждать нас замучается. Вперед, вперед!
Мы заулыбались, кивнули. И попылили по барханам.
Признаться, я не сразу сообразил, на что намекал Нергал, когда говорил про неоднозначность условий Сотота.
И только потом вдруг понял.
Так понял, что даже на несколько секунд забыл, что нужно идти вперед.
Я цел до тех пор, пока во мне хухлик. Но также я знаю заклинание, с помощью которого его можно извлечь из носителя.
А значит, я сам, по собственной воле могу избавиться от своей пресловутой неуязвимости в любой момент.
Можно ли заставить меня захотеть это сделать?
Еще недавно я бы не задумываясь ответил, что нет.
Но теперь понимал, что все, как выразился Нергал, не так однозначно.
Хорошо хоть, что Эреб не знает об этом.
По крайней мере, пока.
Глава 17
Коса и камень, или трагический аккорд большой комедии
Вязкая, мучительная дремота никак не хотела отпускать Деметру. Один кошмар сменялся другим. Она кричала, бормотала во сне, пытаясь освободиться от навязчивых образов. В моменты прояснения сознания она раз за разом пыталась открыть глаза, но боль из кошмаров становилась настолько реальной и осязаемой, что Деметра тут же снова проваливалась в сон.
Наконец, она все-таки смогла очнуться.
Открыв глаза, Деметра обнаружила себя лежащей на жестком каменном ложе. Руки и ноги были крепко привязаны ремнями с начертаниями к специальным деревянным опорам, на которых красными клеймами сияли неизвестные ей символы.
А вокруг золотистым облаком клубилась энергия. И не чья-то чужая, а ее собственная! Она поднималась от тела Деметры, как пар над чашкой горячего чая, дымными змейками убегала под потолок и впитывалась в камень. Это причиняло боль. Не настолько мучительную, чтобы, забыв себя, закричать в голос. Но более чем достаточную для ярости.
Деметра пошевелила руками, пытаясь понять, насколько крепко затянуты ремни.
— Не трать свои силы впустую, — услышала она усталый сиплый голос неподалеку.
Стиснув зубы, Деметра приподнялась на своей странной дыбе, осматриваясь по сторонам.
Комната вокруг казалась плохим рисунком плохого художника: монотонные серые стены без единого пятна или трещинки, черный пол и тусклый желтый свет, льющийся прямо с потолка без какого-либо источника. А в углу, устало упираясь руками в широко расставленные колени, сидел Эреб в черном балахоне. Вместо удобного кресла под его задницей чернел грубый куб с острыми глянцевыми гранями. Как на таком седалище вообще можно отдохнуть?
Превозмогая боль, Деметра усмехнулась.
— Что ж. Каков король, таков и трон, — ядовито сказала она.
Эреб никак не отреагировал на ее слова.
— Это устройство не оставляет ни единого шанса на побег, — продолжил он говорить о своем, и голос его был таким же безжизненным и монотонным, как и стены. — Много сотен лет нечто подобное использовали для опустошения бессмертных в одном донорском мире. Я создал для тебя более щадящую версию… — старик стер ладонью испарину с лысой головы и повернулся к своей пленнице, — поскольку не желаю причинить тебе вред.
— Да что ты говоришь, — фыркнула богиня. — А то, что происходит сейчас — это для моей пользы, что ли?