Мгновение созерцания красоты кирпичной кладки сменилось осознанием того, что дышать стало значительно легче, чем в царстве мертвых. Пахло свежестью и чистотой свежевымытого дождем осеннего леса. Никакая тяжесть не прижимала к земле.
А еще мы все стояли на огромной лестнице. Она была белой и светилась изнутри, как стеклянный плафон. И тянулась далеко вниз в кромешной тьме, если не считать виднеющиеся в отдалении другие лестницы, которые точно так же были подсвечены. И эта бездна лестниц не имела ни стен, ни потолка, будто висели в открытом космосе.
Все мы облегченно вздохнули, выпрямившись во весь рост и расправив плечи.
И тут я услышал залихватский свист издалека.
Я повернул голову на звук и увидел, что в паре десятков метров от нас на соседней лестнице, удивительно похожей на нашу, появились демоны. Вернее, классические такие черти, с копытами и шерстью вокруг свиных пятаков.
— Эй, человечек! — пакостным голосом крикнул один из чертей. — А не тебя ли в тот раз Харон у Смерти забрал?
Друзья вопросительно уставились на меня.
— Даня? — вопросительно изогнула бровь Деметра.
Я кашлянул.
— А что Даня? Да, я чертовски популярен, и ничего не могу с этим поделать.
— А-аа, так значит все-таки ты! Ну, красава! У Краснорылого потом такая депрессия случилась, хоть святых на помощь зазывай! Такой прокол на работе, клякса на репутации — никаким красным рылом не затрешь! — загоготали черти, топая копытцами и похлопывая по мохнатой спине поникшего приятеля, который, по всей видимости, и был пострадавшей стороной.
— А я-то чем виноватый? И вообще, что вы в Тартаре делаете?
— Ой, не могу, держите меня семеро! — заржал один из чертей. — В самом деле, брат, чей-то мы тут забыли?
— Работаем мы тут! — хмуро рыкнул на меня Краснорылый. — Про геенну огненную слыхал?
— Только не ту, которая собака страшная, как нам тут одна жертва ЕГЭ рассказывала, — поддержал его собрат. — А где грешники жарятся!
— В смысле на сковородках?.. — озадаченно переспросил я.
— Ну, кто на сковородках, а кто друг с другом — это кому, брат, как нравится, — оскалился третий шерстистый. — У нас на этот счет законов нету! Хочешь, перелезай к нам? Мы тебе все покажем!
— Благодарю за приглашение, как-нибудь в другой раз всенепременно, — пробормотал я. — И кстати, вы же реально из другого ведомства! Так что вы в Тартаре забыли?..
Тут меня в бок толкнул Рыжий и пальцем указал в противоположную сторону, где на лестнице тоже началась движуха. Приглядевшись, я понял, что там две безносые девицы в нижнем белье тащат за собой упирающегося парня.
— Нет, нет, пожалуйста!.. — почти плакал бедняга. — Да за что???
— Ты глумился над пастой и брезговал дошираком — чего же ты хочешь?..
— Да я образцовый пастафарианец, макаронный бог живет у меня в сердце, а лапша — в желудке уже двадцать лет и три года!.. Причем исключительно правильная лапша! Я не заслужил ад!!!
— Ой, да расслабься ты, парниша! — прогнусавила одна из девиц. — Неловко же, вон люди смотрят!
— Да за что⁈
— Как раз за все хорошее, — многообещающе улыбнулась гнилыми зубами вторая. — Расслабься. В раю же сплошной ЗОЖ, и пиво безалкогольное, и макароны из сельдерея. Ну вот что тебе там делать? У нас интересней! А какие у нас конкурсы для душнил вроде тебя — закачаешься, парниша!..
Тут в их диалог ворвался невесть откуда донесшийся пронзительный вопль:
— Я протестую! Про-те-сту-ю!!! Этого не может быть, потому что быть не может!..
Я завращал головой, пытаясь найти источник этого протеста, в то время как девицы пастафарианства многозначительно переглянулись с чертями.
— Опять атеист, что ли? — спросил краснорылый.
— Да точняк, — отозвалась одна из девиц и кокетливо почесала красным наманикюренным ногтем сифилитический провал на лице в том месте, где природой планировался нос. — Кто еще так визжать может?..