Моргает и молчит. Знает, конечно же.
— И мы так сильно испугались — как никогда в жизни, что чуть с ума не сошли.
Марина успокаивается и рассказывает, как провела последние три часа. Сначала была злость и обида. Затем принятие и смирение. А потом — долгие попытки найти дорогу домой.
Из-за жуткой растерянности дочь думала, что сама справится со своей бедой, но чужие незнакомые улицы только путали и путали… Пока Мышка не взяла себя в руки и не вспомнила, чему я когда-то её учила. Она нашла магазин и попросила у продавца телефон, чтобы позвонить.
В какой-то момент рассказ становится тихим и вялым. Маришка зевает и закрывает глаза. Худенькая, трогательная. Я поправляю плед и продолжаю гладить спину и волосы до тех пор, пока она не засыпает.
На душе должно стать легче, что всё вернулось на круги своя, но пока не получается. Зубы до сих пор отстукивают, сердце в панике мечется по телу, а неуместные догадки «что было бы, если…», всё лезут и лезут в голову, не оставляя в покое.
Я перевожу взгляд в окно и наблюдаю за мужем. Как благодарит продавца, общается с полицией и заполняет документы. Спустя минут сорок разворачивается и направляется к нам.
— Спит… — говорю Наилю шепотом.
На хлопок двери дочь не реагирует, продолжая мирно посапывать на моих коленях.
— Мы отделались строгим предупреждением, — произносит муж, бросая в бардачок какие-то бумаги. — В первый и, надеюсь, последний раз.
Шумно выдохнув, он откидывается на спинку сиденья и находит меня взглядом в зеркале заднего вида.
Я набираю в лёгкие больше воздуха. Медлю, но все же решаюсь:
— Нам нужно разъехаться…
В полной тишине рушится привычный устойчивый мир, превращаясь в тот самый пепел, которого я хотела.
Мы с Наилем оба понимаем, что это самое правильное и взвешенное решение, которое принималось за последнее время. И, тем не менее, замираем и не двигаемся — выдерживаем зрительный контакт, проверяем реакции. Живы, дышим. Кажется, даже существуем.
Будет ново и непривычно. Местами дико. Потом, возможно, ничуть не хуже, а даже лучше.
Мы обязательно продолжим быть лучшими родителями для Мышки. Вместе её воспитаем и поставим на ноги. Разделим обязанности, в том числе и финансовые. Будем рядом, когда нужно. Подхватим, утешим. Залюбим. Всё как и прежде.
А ещё мы продолжим быть самыми близкими людьми друг для друга. Первое время так точно. Шутка ли, прожить бок о бок больше десяти лет? Не просто прожить, а вполне счастливо.
Просто дальше это счастье по кирпичикам посыпалось. И ладно бы его отсутствие сказывалось только на нас, но сегодня мы ясно увидели, что это чуть не привело к катастрофе.
— Да, — Наиль кивает и устало прикрывает глаза, полностью соглашаясь с моим решением. Глубоко вдыхает, слегка хмурится. Между бровей появляется привычная глубокая морщинка. Я не знаю, что творится у него на душе, но уверена, что такая же агония, как у меня. — Завтра съеду, Поль.
Глава 74
Я подхожу к окну, задвигаю шторы и создаю комфортную обстановку в детской, чтобы больше не было страшно и одиноко. Мы с Наилем не позволим.
— Так хорошо? Оставить ночник?
Мышка выглядывает из-под одеяла и слегка прищуривается. Слишком много лишних движений и вопросов. Не то чтобы я никогда не была заботливой матерью, но сейчас даю всего и много. Видимо, для почти десятилетки — с излишком.
— Да, оставь.
Понятливо кивнув, подхожу к тумбе и регулирую свет на минимальную яркость. Руки до сих пор подрагивают от пережитого.
Нам предстоит долгая и упорная работа в ближайшем будущем, а ещё наверняка придётся подключить и детского психолога, но я уверена — пока что всё поправимо. Мы с Наилем вовремя остановились и признали, что не справляемся.
Присев на край кровати и наклонившись, нежно целую дочь в лоб.
Муж хотел поднять Мышку домой на руках, чтобы не потревожить сон, но не вышло, потому что она проснулась, как только в салон ворвалась ночная прохлада, а плед ненароком соскользнул с плеч.
— Добрых снов, милая. И помни, пожалуйста, что, что бы ни случилось, мы с папой всегда будем любить тебя до самого края Вселенной.