— И куда холоп пошел? Знаешь? — спросил солдат.
— Вот и я та подумал, куда холоп с ней пойдет, подумал, что господину коннетаблю будет интересно, взял да и пошел за ним. А холоп то пошел к замку.
— К нашему? — зачем то спросил Волков, как будто там были еще замки.
— К вашему, экселенц, к вашему. Только не в сам замок, туда бы его не пустили, стемнело уже. А пошел он к башне, к самой большой.
— К донжону.
— Ну да, в той башен окно одно святилось, холоп стал свистеть, свистел, пока из окна не выглянула баба.
— Ты, ты ее разглядел?
— Да куда там, темень же кругом, я по голосу понял, что баба. А потом эта баба из ворот вышла, стражники ее выпустили ночью.
— Ты разглядел ее? — не отставал солдат.
— Экселенц, темно было, луна чуть светила, да мало видно было, видел я, что она ростом с холопа трактирщика, а тот не махонький.
— Так-то была, эта кобыла Франческа, — догадался Еган.
— Так вот, баба потом пошла в замок, а холоп не уходит, ждет. И я жду.
— Хитер ты, Сыч, — восхитился Еган.
Сыч, не без гордости согласился, кивнув головой. И продолжил:
— Подождали мы с ним малость, и эта баба вышла опять, потолковали они с ней и холоп пошел обратно. Я за ним. Холоп пришел в трактир и из рукава достает бумагу. Отдает трактирщику. Трактирщик ее читает, и садиться писать ответ. Трактирщик, значит, бумагу пишет, а я гляжу: калека то в трактире сидит, ждет. Трактирщик бумагу дописал и убогому ее отдал.
— А ты глянул, куда он пошел? — спросил Волков.
— Хотел, было, да куда там, пока я к двери шел, он как растаял. Словно не было его. Хотя я в темноте хорошо вижу.
— Еган, а много в Рютте убогих? — поинтересовался солдат.
— А чем убог то он был? — спросил Еган у Сыча.
— Доходяга, кожа да кости, сам пег, годков за тридцать, бороденка, как у козла, крив на правый бок, хром на правую ногу. Ходит — качается, — четко описал убогого Сыч.
— Так — то наш сапожник, — сразу догадался Еган. — Его так и кличут — кривой Стефан.
— Сапожник, значит, — задумчиво произнес солдат. И помолчав, добавил, — думаешь, письмо было от этого скомороха ла Реньи?
— От скомороха, не от скомороха, к чему нам гадать, мы, чай не цыгане, — отвечал Сыч, — возьмем колченогого, да спросим, от кого письмецо то было.
— Молодец, ты, Сыч, — сказал солдат.
— Для вас, экселенц, стараюсь, — отвечал ловкий мужичок, заметно и заискивая и с просящими нотками в голосе.
— Чего? — спросил Волков. — Деньги нужны?
— Нужны, экселенц, поиздержался я, — мямлил Сыч.
— Я ж тебе давал, и не мало, пропил что ли?
— Нет, экселенц, я к вину равнодушный.
— А что, кости?