Как оказалось, дорога в ущелье вовсе не была безлюдной, на ней то и дело попадались как небольшие крестьянские телеги, так и громоздкие купеческие возы в четыре мерина. А на каждом удобном склоне горы ютился один или даже два крестьянских дома. И дома те были вовсе не маленькие. Наконец они доехали до большой скалы, что нависала над самой дорогой, и в тени той скалы увидели здание, что вовсе не походило на деревенский дом, а скорее напоминало большой трактир, но над которым висели два стяга. Белые полотнища с чёрным львом. А ещё там же, у стены, в приятном безделии сидели два добрых человека в кирасах; их давно устаревшие шлемы лежали подле них, а к стене были прислонены две алебарды.
Место это было очень узкое, только этот трактир да дорога на два больших воза, а всё вокруг занимали массивные скалы. Мимо этого трактира было никак не проскочить. И, понимая это, со двора заведения вышел не спеша стражник, без алебарды, но с тесаком на поясе, и махнул едущему впереди всех, по своему обыкновению, фон Флюгену: стой!
И тот остановился и оборотился назад: видит ли это всё его сеньор?
И сеньор всё видел, он как раз выглядывал из кареты. Генерал уже хотел кирнуть, чтобы фон Флюген спросил, что нужно стражнику, но вслед за стражником из ворот вышел человек без брони и оружия и в хорошей одежде. Он сразу направился к остановившейся карете, а подойдя и без особого почтения поклонившись, заговорил, при том нагло заглядывая в окно кареты:
— Моя фамилия Толли, я взыматель проездных сборов, а вы кто, добрый господин.
— Взыматель проездных сборов, — повторил генерал. — Как интересно. А я барон фон Рабенбург.
— И куда же это вы следуете, господин барон? — всё в той же своей нагловатой манере интересовался взыматель. Теперь он отошёл от окна и с интересом осматривал сундуки и ящики багажа, что крепились к карете сзади.
— Я еду в Аххенцель, — отвечал генерал, не отрывая глаз от этого неприятного человека.
— А что же вам нужно в том кантоне? — усмехается чиновник. — Всем известно, что горцы не жалуют родовитых господ.
— Вообще-то я не обязан тебе ничего объяснять, но раз уж ты спросил, то я собираюсь в том кантоне нанять немножко добрых людей.
— Добрых людей? — взыматель заинтересовался. Он всё ещё был ехиден. — Вы, барон, никак воевать надумали?
— Да нет, — ехидно замечает барон. — Надумал я тебя повесить, а люди — это так, для охраны, — и генерал добавляет. — Фон Готт, а ну-ка хватайте этого взымателя.
И оруженосец тут же подъехал к сборщику денег и схватил его за шиворот. Стражники, видимо не привыкшие к таким ситуациям и таким дерзким проезжающим, только привстали со своих мест, но даже и не подумали браться за алебарды. А лишь следили за происходящим: и что же будет дальше?
— Что вы! — воскликнул тут же Толли, и всё его злобное веселье сразу поубавилось, он пытался вырваться, но фон Готт был очень крепким молодым человеком. И тогда Толли попросил: — Господин барон, велите своему человеку меня отпустить. Я официальное лицо графа и графини фон Тельвис.
Волков сделал знак: отпустите его, фон Готт. И оруженосец выпустил наглеца. И тот, оправляя одежду, уже серьёзно говорил:
— Я поставлен здесь владетелями графства Тельвис, чтобы собирать деньги с проезжающих, — при этом он указал на белые стяги на строении, — и потому прошу к себе отношения уважительного. Прошу заплатить за проезд и проезжать.
— Заплатить за проезд? — переспросил Волков. — А имперский эдикт о беспошлинном проезде по всей территории империи тебе не указ, что ли?
Но тут Толли продемонстрировал свою юридическую подкованность:
— То не пошлина, то сбор на содержание дороги. Оползни и камнепады ежегодно обрушиваются на дорогу, её нужно убирать и ремонтировать, чтобы людишки торговые и всякие иные могли беспрепятственно тут ездить.
— И сколько же с меня? — интересуется генерал.
— Карета пойдёт за большой воз, четыре коня в ней, да ещё десять под людьми, да шесть коней в поводу… Итого… два талера шестьдесят крейцеров.
Можно было бы этому жулику, конечно, и не платить, но генерал подумал, что этот вор может послать кого-нибудь по какой-нибудь горной дороге в замок, жаловаться на проезжего барона. А это было совсем ему не нужно. И он полез в кошель, достал оттуда талер и швырнул его в окно:
— Держи, мерзавец. Больше не дам.
А чиновник Толли, ловко поймав монету, тут же оценил её:
— Так это ещё и талер Ребенрее, самый лёгкий из всех монет.
Но генерал уже катил в карете дальше, и люди его уже ехали за ним. А Волков при этом думал с усмешкой: «Интересно, как этот вор будет взымать сборы с Карла Брюнхвальда? Наверное, весь отряд пересчитает вместе с телегами».
А ближе к вечеру, в одном приятном месте, где скалы не так сильно нависали над головами, они увидели большой двор, окружённый низкой оградой, а на воротах того двора висело несколько старых пивных кружек, что сообщало всякому путнику, что тут он может отыскать себе и ночлег, и пищу, и кружечку пива.
И здесь Хенрик, поравнявшись с каретой и заглянув в неё, сказал генералу:
— Мы с капитаном Мильке тут отдыхали, господин генерал, мы почти доехали.
— Почти? — уточнил Волков.