— Нет, к себе не пущу, — отвечает Агнес. — Уже решила о том. Буду жить на два дома, пару раз в неделю с ним буду в его доме, папаша Леонарда одарил его домом.
Барон глядит на красивую молодую женщину, полную сил, соблазнительную и яркую, и вспоминает ту девочку, которую оставил в Ланне. Костлявую, с серым и вечно недовольным лицом. Волков в который раз удивляется этим переменам, и в том, что не обошлись они без чего-то мерзкого, он не сомневается.
«Конечно, ты его к себе не пустишь, ведьма».
— А что же ты говоришь в городе о себе? — наконец интересуется хозяин Эшбахта. — Обо мне, о всём роде нашем?
— Стараюсь о том не говорить, — отвечает Агнес; конечно, она умная, — а коли начинают спрашивать, так отвечаю, что мы из городов морских и что все предки наши были шкиперами и воинами и служили Вензейскому союзу, а то, что деды наши промышляли морским воровством, так то горожане уже сами придумали.
— Вот как? То есть мы из морских воров выходим, — удивился генерал. — Так горожане думают?
— Да, такие слухи ходят, а ещё говорят, что ваш батюшка и мой в море ходили не по делу купеческому, а сгинули там по пиратству.
— Ну, уж это ты сама придумала, — произнёс барон.
А Агнес только улыбается ему в ответ.
— То слухи, дядюшка. А кто слухи те распускает, так разве дознаешься? Главное, чтобы все верили в наше воинское происхождение, а глядя на вас, разве кто усомнится? — и, закончив, она опять про своё спрашивает: — Ну так что, дядюшка, решили, даёте мне согласие на свадьбу?
Он молчит, не знает, что и сказать. Всё ещё сомневается. И Агнес решает его убедить.
— Муж мне нужен, дядюшка; без него, сами понимаете, никак, изводят меня вопросами, попы тоже донимают. А тот, что я присмотрела, он хороший, университет закончил, бакалавр, в магистрат на службу поступил.
Волков только морщится.
— Бакалавр… В магистрат поступил… — генералу на то плевать, его волнует другое. — Он про тебя узнает да в Трибунал сдаст.
«А ты меня продашь, как на дыбе повисишь малость».
Но этого он вслух, конечно, не говорит. А «племянница» только головой качает:
— Не волнуйтесь, дядюшка, он уже обо мне кое-что ведает, но никому про то не скажет, и сейчас молится, чтобы вы только добро на свадьбу дали. Он верен мне, верен, но если верность иссякнет… — девица замолкает. Но ей и говорить ничего не нужно, Волкову по её глазам всё ясно. По её холодным глазам.
Волков некоторое время думает, но нехотя соглашается с тем, что ей нужно выходить замуж. Что и так она в девках засиделась, то уже в глаза бросается. Судачат о том.
— Ладно, — наконец говорит он. — Объявляйте о помолвке, — и тут же девушка вскакивает со своего стула и кидается его обнимать. — Тихо ты, — барон отстраняет её от себя. Всё равно он думает о том, что ему нужно время во всём разобраться. Понять, что это за свадьба, что за жених. И посему он заканчивает: — Но свадьба не раньше урожая.
Агнес усаживается на свой стул; видно, что девица взволнована, её грудь вздымается, щёки покраснели, но и тут она не теряет рассудка своего.
— Ладно, дядюшка… На помолвку я вас звать не стану, но уж на свадьбу вы быть постарайтесь. На свадьбе без вас никак.
Волков вздыхает и кивает: хорошо, буду, если герцог не отправит куда-нибудь на войну.
Глава 40
А уж как радовалась Элеонора Августа, урождённая Мален, а нынче госпожа Эшбахт, баронесса Рабенбург. Так радовалась, как будто это ей замуж выходить.
— А я так и подумала… О чем же можно было вам два дня шептаться, ну конечно, о свадьбе! И что жених?
Агнес только улыбалась и краснела. Вот так поглядишь на неё и подумаешь: и вправду невеста, сама чистота, сама невинность. Но баронесса не отставала от неё:
— И что жених? Знатен?
— Нет, — продолжала улыбаться девушка. Помимо невинности и чистоты, ещё и скромность. — Звания он купеческого.
— Ну, значит, богат! — сразу решила госпожа Эшбахта.
— Не беден, — отвечала гостья. И, ещё больше краснея, добавляла: — Главное — он любит меня.