— А где же вы останавливались? — спрашивает барон, уже не испытывая особых иллюзий по поводу серебра с затеи епископа.
— У Кёршнеров, — отвечает госпожа Ланге.
И это было неудивительно, Бригитт многие в Малене знали, и знали её как даму, принадлежащую к партии Эшбахта. И Бригитт продолжала:
— Я заехала к Кларе, только хотела после дороги привести себя и Анну Терезу в порядок, прежде чем ехать к епископу, а Клара говорит: зачем вам таскать с собой ребёнка, пусть девочка побудет у нас. И я согласилась. А когда вернулась, Клара говорит: мы вам покои барона подготовили, оставайтесь ночевать. Тем более, что девочки очень хорошо играли. Урсула Вильгельмина и Анна Тереза так дружат… Я и согласилась. Девочки были рады.
— Что ж, это прекрасно — отвечал барон.
То, что Кёршнеры приваживали всех его близких, было делом обычным, во-первых, они были хозяевами на редкость хлебосольными, а во-вторых, считали, что барон и все его близкие, останавливаясь у них, повышают их статус в городе. Что было отчасти верно. С тех пор как недавний выскочка из самых низов Кёршнер, отец которого даже не имел дома в городе, подружился, а потом и породнился с самым влиятельным человеком графства, без него не принималось ни одного важного в городе решения.
А тут Бригитт ему ещё сообщает:
— А знаете, у Кёршнеров был Максимилиан.
— Максимилиан? — Волков даже не понял поначалу, о каком Максимилиане идёт речь. — Какой ещё Максимилиан?
— Ну как же, — продолжает госпожа Ланге, чуть озадаченная непонятливостью своего мужчины. — Ваш офицер, не знаю, кем он у вас служит. Максимилиан Брюнхвальд. Сын Карла Брюнхвальда от первой жены.
Теперь он всё понимает, он всё понял ещё до того, как она начала объяснять, просто эта новость его, признаться, удивила, и барон спрашивает:
— И кто же его пригласил к Кёршнерам?
— Этого я не знаю, — отвечает Бригитт. — Но, судя по всему, он там не впервой.
— Конечно, он там не впервой, он бывал у них со мной много раз, но я не знал, что бывает у Кёршнеров и без меня, — эта новость почему-то ему пришлась не по нраву. — И что же, вы ужинали вместе?
— Ну конечно, Кёршнеры его тоже звали к столу, — отвечала красавица так, как будто её удивлял подобный вопрос. — А почему же им его к столу не звать, раз он их гость?
— Ах вот как? — Волков продолжал удивляться.
— Вы знаете, мой господин, — продолжала Бригитт, — Максимилиан удивил и меня, и Клару. Оказывается, он знает много стихов. Когда господин Кёршнер ушёл спать, он стал нас забавлять своими рассказами, а заодно и стихами.
— Он знает много стихов?
— Много; он стал читать нам баллады, он прочитал на память чуть ли не всё вступление из «Неистового Роланда». И ещё несколько гимнов из тех, что читают трубадуры в романах. И ещё рассказывал забавные и неприличные истории из «Декамерона» и несколько стихов из Данте, — радостно сообщала госпожа Ланге.
— Кажется вы долго сидели за столом, — говорит барон.
— Едва ли не до полуночи, — продолжает Бригитт. — Просто не замечали, как летит время за разговорами и рассказами.
— До полуночи? — переспрашивает Волков. Он прекрасно знает Кёршнеров, сам Дитмар вообще уходит из-за стола рано. А вот его жена Клара — она может немного посидеть за стаканом вина, но и ей долго просидеть не удаётся. Клара Кёршнер, что называется, птичка ранняя, встаёт со слугами с петухами, ещё до зари, а после захода начинает зевать тайком. И тогда он спрашивает у своей красавицы: — И Клара сидела с вами до полуночи?
— Нет, она ушла раньше, — отвечает госпожа Ланге.
— Я встретил Максимилиана только что; вы и возвращались с ним, наверное, вместе?
— Да, в дороге так спокойнее. Сами понимаете…
— Дорога от Малена до Эшбахта безопасна, Сыч там воров всех давно вывел. Да и телег там много, — замечает генерал, и в его голосе отчётливо слышится недовольство.
И тут госпожа Ланге берёт его за руки, заглядывает в глаза и говорит ласково:
— Господин мой, я вижу, вы недовольны; думаете, я скомпрометировала вас? Но я и повода к тому не давала. Или вы, быть может, ревнуете, — тут ему показалось, что в её зелёных глазах мелькнул лучик лукавства или насмешки. — Что, ревнуете? Так это лишнее, я чиста перед вами и поступками и помыслами, а Максимилиан… Это просто добрый юноша.
— Юноша? — тут Волков глядит на неё взглядом нехорошим. — Какой же он юноша, он давно уже взрослый муж.
А госпожа Ланге встаёт и обнимает его, целует и в губы, и в щёки и смеётся при том, приговаривая: