Конечно, Волков хотел бы, чтобы этой работой занялся майор Дорфус, генерал был уверен, что тот сделает всё лучше, но дело было в том, что ещё неизвестно, когда появится майор. И не захочет ли отдохнуть недельку после похода. И если захочет, что же делать генералу, выкручивать руки майору так же, как ему выкручивал руки герцог с его министром? А так с помощью Мильке он выигрывал какое-то время и, самое главное, мог сэкономить на этом походе. В общем, появление капитана-топографа было очень кстати. И генерал продолжал давать ему, а вернее, ему и Хенрику, который уже присоединился к ним, наставления, протягивая майору ещё один золотой:
— Будете в Швацце, так пробегитесь по книжным лавкам, ищите карты, берите любые карты Винцлау, только не очень старые.
— В лавках карты… — Мильке сомневался, но золотой забрал. — Хорошие карты в лавках вряд ли я смогу найти. Тем более, это дело… — он поморщился, как от неприятного запаха.
И генерал прекрасно понимал реакцию капитана: хорошие карты стоят недёшево, в книжных лавках бывают редко, и покупающие их люди, как правило, для властей… подозрительны.
— Тем не менее, — настаивал барон.
— Да, конечно, мы будем осторожны.
— Выдавайте себя за купцов из Малена, что ищут возможности покупать олово для литья бронзы, — продолжал генерал. — А отправил вас глава гильдии кожевенников господин Кёршнер, — Волков глядит на своего старшего оруженосца. — Хенрик… Если спросят, вы найдёте, что сказать.
— Найду, — кивает Хенрик, который не раз и не два жил в доме Кёршнеров и сидел с ним за столом.
Так и просидели они втроём до темноты, разговаривали и разговаривали о деле, пока генерал наконец не отпустил их.
А утром он первым делом, ещё не умывшись, уже звал к себе фон Флюгена и справился у него:
— Хенрик с офицером уехали?
— Ага… — беззаботно отвечал молодой оруженосец, сам при этом хрустел морковкой, которая, как полагал барон, предназначалась лакомством для коней. — Уехали. На заре. Взяли хороших лошадей и ускакали.
— Фон Флюген, а вы видели, что у вас башмаки грязны? А вы ко мне в покои припёрлись, — с неудовольствием заметил барон.
— Так я же на конюшнях был, — спокойно отвечал оруженосец, — Томас ваш меня прямо оттуда к вам звал. Отчего же башмакам быть чистыми?
Тут Гюнтер принёс генералу таз и воду, а Волков сказал:
— После завтрака приду на конюшню, если там не прибрано будет, то не только конюхам достанется, но и вы берегитесь за небрежение ваше, так как пока Хенрика не будет, за коней в ответе вы, с вас и спрашивать буду.
— Небрежение? — тут молодой человек немного обиделся. — Я уже всем все распоряжения отдал!
Тем не менее, оруженосец тут же развернулся и на всякий случай ушёл в конюшни, чтобы убедиться, что там всё идёт как положено, а генерал стал умываться и думать о том, что после завтрака сядет и пересчитает деньги.
Но позавтракать он не успел; едва уселся за стол и, чтобы помириться с женой, принялся отчитывать старшего сына за обычное его дурное поведение, как появился на пороге Гюнтер и доложил, что его желает видеть Ёж. Конечно, теперь для всех остальных он был господином Хольдером, важным человеком, помощником коннетабля, но для Волкова он всё ещё был Ежом, а для самого коннетабля ещё и просто Лысым. И вот теперь господин помощник коннетабля явился в дом барона и сообщил ему, что утром, на заре, чуть ниже Амбаров по течению разбойники разграбили баржу, что везла солонину и уголь. Солонину, шесть бочек, забрали, купца и его приказчика били, отняли деньги, а ещё из злобы выбросили десятки корзин угля в реку.
Это было уже второе неприятное известие после вчерашнего приезда министра Его Высочества. Волков выпил пива, быстро съел два яйца с колбасой, пока фон Флюген седлал коней, и с ним, с Ежом и ещё двумя людьми из помощников Сыча поехал в Амбары.
И следующей неприятностью оказалось то, что ограбленный купец был из Бреггена и состоял в тамошней купеческой гильдии.
Уж чего-чего, а ухудшения отношений с кантоном он желал меньше всего, ведь он получал оттуда уголь для своих мельниц-кузниц, получал его беспошлинно, оттого его лист, полоса и проволока были на реке самыми дешёвыми. За его железом купцы стояли в очередь. А ещё он получал оттуда и доску, и брус, и кругляк, и дёготь, и дорогой поташ, чем хорошо торговали в Малене и его племянник Бруно, и его родственник Кёршнер. Сам же он отправлял в кантон, также без пошлины, и ячмень, и хмель, и овёс, и на этом всём быстро богатели его крестьяне.
В общем, разбой на реке для него лично становился всё неприятнее и неприятнее. Тем более что после выяснения подробностей ограбления один из приказчиков на причале ему сообщил:
— Господин, так это ещё не всё. Разбойник четвёртого дня на ночь подстерёг ещё одного купца у Лейденица.
— У Лейденица? — нехорошо спрашивает барон, так как это случилось почти напротив от того места, где они стояли.
— Чуть ниже.
— А купчишка чей был? — Волков волнуется, что опять то был купец из Бреггена. Но приказчик его «обрадовал», сообщив, что купец тот был издалёка, приезжал за проволокой.
«Ну, хоть не из кантона».
После этих неприятных разговоров и вчерашней ссоры с женой домой ему возвращаться не очень хотелось, тем более что вон, на горке, красивый, как пряник, стоит дом очаровательной госпожи Ланге. Там и чисто, и красиво, и еда вкусная всегда. И дочка — ангел белокурый. Но к ней ехать…. Не поехал… Не хотел ещё больше огорчать свою бестолковую супругу.
А приехал домой… Там ор! Молодой господин барон орёт так, словно кожу с него заживо снимают.