— Заплатишь долг трактирщику, сядешь в трактире и будешь сидеть тихо. Пиво пить да слушать. Да смотреть по сторонам.
— Что нужно, экселенц? Только скажите.
— Экселенц! Знаешь, что это слово значит?
— Нет, но так мы все звали нашего судью. А за кем нужно приглядеть в трактире?
— За трактирщиком. Погляди, кто к нему ходит, о чем говорят, послушай если получиться. Узнай, кому пишет он. И с кем письма отправляет.
— Мало кто к нему ходит, только управляющий здешний.
— Управляющий? Соллон?
— Да, жирный такой, вроде Соллоном кличут. В прошлый раз сидели бумаги смотрели.
— А что за бумаги, видел?
— Счета да расписки, сидели, давеча считали что-то.
— А кто еще к нему ходит?
— Вроде никто. Мужики товар ему возят и все вроде. А что мы ищем, экселенц?
— За трактирщиком следи. И за певчишкой одним. Он мне нужен.
— Ла Реньи? — догадался Сыч.
— Да, знаешь, что о нем?
— Ничего, экселенц. К ночи приходит, поет, деньгу берет да уходит. Утра не ждет, в ночь уходит, не боится.
— Это все, что ты о нем знаешь?
Фриц Ламме помолчал, потер себе левый глаз, сплюнул кровь и сказал:
— Еще с бабенкой одной, благородной, лясы в темноте точит. Иногда долго стоят.
— Сам видел? Просто стоят?
— Не приглядывался я, нужды не было.
— Значит, только лясы точат? — спросил Волков, потихоньку приходя в ярость, но стараясь это не показывать.
— Может, малость и обжиматься, я особо не приглядывался. Врать не буду.
— И какой же он, ла Реньи, по-твоему?
— На вид крепкий. Говорю же, не боится по ночам ходить. Никогда, вроде, ночевать не оставался. Как конем ночью управляет, не ведаю. Еду никогда не брал, сыром малость балуется, да вино пьет. Рубаха всегда чистая, а слуг я при нем не видал. Вроде все…
— Понятно, — Волков встал, — ты про бабенку-то язык не распускай, понял?
— Понятное дело, я ж только вам.
— Он мне нужен, сиди, жди его.
— Буду ждать, а он вам какой нужен живой или?.. — Сыч провел рукой по горлу.
— А ты можешь и «или»?