— Складно у тебя все, получается, — произнес Волков. — Вот только как мне тебя проверить. Гонца, что ли, в Райсбург послать? Или, может, дезертиров опросить? Если удастся их поймать, конечно.
Мужик вздохнул, чувствовал, что дела его — дрянь, смотрел в землю.
— Ну, допустим, ты не врешь, — продолжал Волков. — А почему ты из богатого Райсбурга в Байренгоф собрался?
— Так наш старый судья помер, и бургомистр — крыса, городской совет подкупил, что бы своего племянника на пост городского судьи пропихнуть. А тот приехал к нам в город со своими людьми, даже палачей своих привез. Нас всех на улицу пнули. Вот я к своему кузену в Байренгоф и подался. Может, там сгожусь.
— А звать то тебя как?
— Ламме, господин.
— А имя?
— Вроде как Фрицем, маманя звала в детстве.
— Вроде? Не помнишь, что ли?
— Так меня с детства Сычом звали, Фридрихом только поп да маманя.
— Почему Сычом?
— А слух у меня добрый, господин, и ночью я зорок.
— Ночью, говоришь, зорок? — спрашивал солдат внимательно глядя на мужика.
— Зорок, господин.
— И говоришь, что ты из судейских?
— При палаче состоял. И секретаря суда пожелания выполнял.
— А что делал?
— А все, что нужно. Присмотреть за кем, найти кого, с кем потолковать, а кого и приволочь куда надо.
Мужичок Фриц Ламме по прозвищу Сыч был весьма крепок, коренаст. И, глядя на его арсенал, Волков не сомневался, что и найти и приволочь и «потолковать» он может. За ним не станется.
— Раз ты из судейских, так может и грамоте обучен? — спросил солдат.
— Грамотный я, — не без гордости ответил Сыч, — все читаю, а ежели нужда будет, то и написать смогу.
— Развяжите его, — приказал Волков стражникам, — и оставьте нас.
Стражники сняли с Сыча веревки и отошли подальше.
— Прочти, Фриц Ламме, — солдат достал из кошеля письмо ламбрийцев дал его мужику.
Тот взял, стал читать, морщился, старался. Потом виновато поглядел на Волкова и произнес:
— Не могу, господин, буквы вроде наши, а слов не разумею.
Солдат спрятал письмо в кошель, посмотрел на Сыча пристально и спросил:
— Ладно, кистень, нож — понятно, а веревка тебе зачем, душить что ли?
— Зачем же, для душегубства и нож, и кистень удобней и быстрее, а веревка она для тонкой работы. Вот прыгнешь кому на хребет да локотки ею стянешь, чтобы ручкам не сучил без надобности, и волоки его, родимого, куда надо. Веревка вещь очень полезная в моем ремесле.
Ламме замолчал. Ожидая решения солдата. А тот не торопился, сидел, молчал. А пока он молчал, у мужичка потрясывались руки. Он ждал, переминаясь с ноги на ногу. Наконец Волков полез в кошель достал монету в пол талера. Большим пальцем, с кулака, запустил ее в Сыча. Тот ловко поймал ее. Стал ждать, что будет дальше. А дальше Волков заговорил: