— Но не год же?
— Ну, не год.
— Несправедливо все устроено.
— Знаешь что?
— Что?
— Держись-ка от меня подальше, — сказал Волков.
— А чего? — ответил Еган недоумевая.
— Да ничего, ноешь все время, дразнишь Господа, вот хлопнет он тебя молний и меня еще заденет.
— А что, я не прав? — не сдавался Еган.
— Конечно, неправ. Был бы ты прав, то ночью бы не я, а ты вызвал на поединок фон Тиллера.
— Так он бы меня зарезал!
— Вот именно, потому что мужику — мужицкое, господину — господское, а император, так он вообще помазанник божий. Или ты против? — солдат в упор посмотрел на Егана.
— Нет, не против, — нехотя согласился тот. — Только все одно — мужику тяжелее всех.
— Да? Так шел бы в солдаты, там легко, сытно, а главное быстро.
— Что быстро? — спросил Еган.
— Да все быстро, пику в брюхо или стрелу в башку, и все, прямиком к Господу.
— А вот зато барону легко, живи, не хочу.
— Да неужели? — усмехнулся солдат. — Война тридцать лет идет, сколько ты лет на войне провел, а?
— Ну, нисколько.
— А барон десять лет. А сколько у тебя сыновей на войне сгинуло?
— Да малы мои сыновья на войну ходить.
— А у барона один уже сгинул на войне, а второй еще пешком под стол ходит, а уже воевать учится.
— Все одно несправедливо все устроено, — упрямствовал Еган.
— Отъедь-ка от меня подальше, пока Господь в тебя молнией не хлопнул.
И прямо в этот момент в болотах ближе к реке сверкнула молния, и до них докатился гром.
— Вот, предупреждал же тебя, дурака, — сказал Волков.
— Да зачем же вы про молнию вспомнили? — испуганно произнес Еган, осеняя себя святым знамением.
— Отъедь от меня, искатель справедливости.
— А чего? Я ничего.
— Отъедь, говорю, подальше.