— Ты поел? — сухо спросил солдат.
— Ага, еще как, — ответил Еган.
— Вот и будь доволен тем, что есть, и не гневи Бога вечными хотелками, а то и того, что есть, не будет.
Еган на секунду опешил от такой мысли и, чуть подумав, произнес:
— И то верно, спаси меня Господь от вечных желаний.
И тут к ним подошел Томас, управляющий господи Анны, он поклонился и произнес:
— Господин коннетабль, госпожа моя изъявила желание помочь вам в деле проведения аудита в поместье Рютте.
— Да? — солдат проявил интерес. — Видит Бог, я бы не отказался от помощи.
— Мне известны люди, знающие толк в подобных делах. Сами они юристы, оценщики и бухгалтера. Они оценивают стоимость поместий при закладах и при продажах земли, и посему сведущи во всех тонкостях.
— Прекрасно, — произнес Волков. — Они мне очень нужны.
— Моя госпожа просила помочь в этом хлопотном деле меня.
— Я буду вам признателен, — сказал солдат, впервые назван Томаса на «вы».
Тот это заметил:
— Я готов начать дело и вызвать людей, но сии господа попросят за свою работу серебра.
— Странно было бы, если бы это было не так. Вы же сказали, что они юристы. И сколько их будет?
— Обычно работают они вчетвером. И желают получить за свою работу по двадцать талеров.
— По двадцать талеров? — ужаснулся солдат.
— Да, но они того стоял, господин коннетабль. После аудита вам эти деньги вернутся сторицей.
— Не мне, а барону, — не весело произнес Волков.
— Да-да, барону, — согласился Томас. — Так что, звать мне господ юристов и бухгалтеров.
— Зовите, если они согласятся работать за десять монет каждому.
Томас помолчал, подумал, покивал головой и произнес:
— Согласятся, у них сейчас нет работы.
— Осталось вытрясти сорок монет из барона, — невесело произнес солдат.
— Таким как вы все под силу, — ответил Томас, поклонился с достоинством и ушел.
А солдат еще раз улыбнулся госпоже Анне, все еще стоявшей на балюстраде, помахал рукой, и выехал из замка.
— Десять талеров, — не то восхищался, не то возмущался Еган. — Мужику за такие деньги, почитай три года работать. Почему так?
— Потому что они грамотные, а среди дурней ученый цены не имеет. Он бесценен, потому и плату требует большую.
— Несправедливо это, — не унимался Еган. — Вот сколько дней он работать будет?
— Не знаю.