— Вряд ли вы меня найдёте в милицейских сводках, а вот по телевидению и в газетах несколько раз мелькал.
— Серьёзно?
На лбу майора собрались складки, он мучительно пытался вспомнить, где же видел этого стильного одетого человека.
— Ну, признавайтесь уже, кто вы? И почему от вашего звонка зависит безопасность страны?
— Дайте мне просто сделать звонок, и если человек на месте — он вам сам всё скажет.
Секундное сомнение, после чего майор всё же протягивает мне трубку. Я набираю номер, про себя моля Бога, лишь бы Гуляков оказался на месте. Что, впрочем, отнюдь не гарантировало его участия в моей судьбе, он мог сделать вид, что я вообще ошибся номером. Но тут мне оба раза повезло, чекист не только снял трубку, но и, после того, как я вкратце, полунамёками, объяснил ситуацию, попросил передать трубку майору. Тот слушал меньше минуты, затем. Положив трубку на место, кашлянул и кивнул лейтенанту:
— Леонтьев, проводите товарища на выход, никакого протокола составлять не надо.
— И пакет пусть вернут.
— И пакет верните.
— А моего спутника, надеюсь, тоже отпустят? — нагло поинтересовался я.
— Он не хулиганил? — снова вопрос к старлею.
— Да нет вроде, чуть поддатые оба, вот наряд их и привёл, план выполняют.
— План выполняют, — передразнил майор. — И второго тоже отпускай, у нас тут лишних мест нет.
Венечка особого удивления по поводу того, что нас отпустили, не выказал. Он вообще, мне показалось, был по жизни пофигистом. Тем более что я сработал на опережение, сказав, что начальник РОВД — друг моего отца, помнит меня чуть ил не с пелёнок, потому и отпустили. Вроде объяснение прокатило.
Однако после всех этих приключений желание идти снова квасить куда-то испарилось, я передал Ерофееву пакет с бутылками.
— Дела у меня, приятно было познакомиться.
— Что ж, и мне ты показался человеком приятным, — с прищуром глянул на меня автор культовой поэмы.
Он протянул руку, я пожал её и чуть задержал его ладонь в своей.
— Веня, ты это… Завязывал бы ты с куревом. Сведёт табак тебя преждевременно в могилу.
— А я знаю, — как ни в чём ни бывало ответил он. — Мне цыганка нагадала, что я умру в 51 год.
— Да? — его слова заставили меня слегка опешить. — Ну ты, всё равно врачам хоть иногда показывайся, флюорографию делай каждый год… В общем, бывай.
От меня несло табаком и бормотухой, но на этот счёт моя легенда про посиделки в пивной должна была меня выручить. Надеюсь, Лена не сильна в спиртных напитках, и запах бормотухи от пива отличить не сможет. Но даже если и отличит — что с того, скажу. Что друг принёс бутылочку портвейна, не пропадать же добру. От одной бутылки я в алкоголика не превращусь.
На всякий случай кинул в рот пластинку жвачки, может быть, и это помогло, но Лена особого внимания на моё состояние не обратила. Только поморщилась от запаха табака, которым пропахла одежда. Свитер и брюки отправила в стирку, а старую куртку, которую я специально надел для похода к маргиналам, мне предстояло отнести в химчистку.
В ту же ночь мне приснился Мессинг. В дорогом чёрном костюме и белой, расстёгнутой на верхнюю пуговицу сорочке, он сидел в кресле, закинув ногу на ногу, покачивал ногой в блестящем чёрном ботинке и подпирал кулаком подбородок, а на мизинце правой руки посверкивал крупный бриллиант. Я подсознанием понимал, что сплю, но всё было настолько реально, что, казалось, я могу подойти и поздороваться с Мессингом за руку.
— Рад снова видеть вас, молодой человек! — приветствовал меня экстрасенс. — Рад видеть вас в полном здравии, чего не скажешь обо мне.
— А что с вами? — спросил я, уже заранее предвидя ответ.
— Увы, мой организм не перенёс последствий операции.
— Вы умерли? — уточнил я на всякий случай, понимая, как глупо звучит вопрос.
— Умер? Смотря что под этим подразумевать. Физически да, моё тело было предано земле несколько дней назад.
— А сейчас со мной беседует, значит, ваша душа?