— Ты-ы-ы! — гремит гигант, указывая на меня толстым пальцем.
— Соскучился? — усмехаюсь и делаю к нему шаг. Мои Когти гаснут. — Я тоже. Давай обнимемся, Голиаф.
Мои руки распахиваются, словно собираюсь обнять давнего друга. «Башлаши» вокруг ревут, взмахивая дубинами. А их прародитель, сильнейший из Генералов шагает ко мне с зычной угрозой:
— Ты убил моих внуков. Я раздавлю тебя.
Здоровенные ручищи хватают меня и прижимают к массивным грудным мышцам, тяжелым, как плиты из гранита, и широким, как рыцарские щиты. Металлические крылья гнутся и ломаются. Я чувствую головокружение, мои ноги оторвались от земли. От сильного сжатия кости едва не вывернулись из суставов.
— Попался! — ревет Башлаш, стискивая меня в могучем объятии.
Страшная ошибка. Лучше бы он обнял ядерный реактор.
— ТЫ.БОЛЬШЕ.НЕ. СИЛЬНЕЙШИЙ.
Башлаш округляет глаза под уступами бровей. Мощная челюсть вздрагивает:
— Яка?
Я бью его лобешником по зубам. Ровные ряды клыков осыпаются осколками. Едва хватка ослабляет, я тут же двигаю плечами, высвобождая руки — копай, копай, медведь, берлогу. Снова бью головой. Великан стонет, плоский нос превращает в красный ошметок, тиски теряют силу. Третий удар ломает ему нижнюю челюсть. Четвертый выбивает левый глаз. Руки разжимаются. Башлаш падает на колени. По силе мы равны. Но я умнее. Я знаю приемы.
Вспыхивают Когти на моих костяшках.
Я опаснее любого демона.
Другие «башлаши» пытаются кинуться на помощь своему прародителю. С неба бьют снопы молний, и великаны сгорают в синих вспышках, дубины выпадают из сожженных рук. Мои поляницы начеку, умницы.
Я поднимаю Когти и двумя синими росчерками наполовину разрубаю плечи гиганта. Десятипудовые кулаки падают на землю, гигант смотрит на меня единственным глазом. Он больше не в силах поднять руки.
— Вика, добивай, — я отступаю в сторону.
Леди Носорог уже приготовилась: плечи наклонены, ноги полусогнуты, шея вытянута вперед. Железный рог мерцает в отблесках горящего неба.
Я отключаю барышню от Терминала, и она, гремя латами, сносит великана. Насаживает на рог его разбитую морду. Готово. Еще один Генеральский фрактал в копилку моих невест.
— Перун, — Аяно подскакивает ко мне. — Смотри-смотри!
Японка указывает катаной на бушующее море иномирян. Впереди батальоны танков тонут в наступлении тавров, а за ними прут стаи Гончих, косяки зрантов, еще неразличимые стада.
— Что нам делать? — спрашивает японка.
— Как и всегда, — я вдруг замечаю, что оскаливаюсь, выставив наружу зубы на манер волка. — Убивать демонов.
Это была долгая битва. После смерти обоих Генералов демоны потеряли внешний стимул наступать, ведь Дракон и Силач больше не гнали их вперед палками, но по-прежнему оставались голодными, жадными до человеческого мяса, тварями. Зато мы сожгли всех гарпиусов с Драконом, и теперь артиллерия могла без проблем крыть огнем задние ряды демонюг, смешивая их в бестолковую толпу. Танковые силы и мотосрелковые дивизии же взяли полчище тварей в котел и методично истребляли их. Я с поляницами и «зорями» тоже устраивал несколько вылазок, убивая за раз несколько сотен демонов.
К вечеру битва завершилась, но отдыхать было некогда, вся армия двинулась дальше по свежим следам. Вперед выслали разведроты, чтобы не попасться в ловушку. Ночь углублялись в горы, следовали по ущельям и пробитым в скалах туннелям. Маршрут демонов из их тайника целиком проходил под навесом гор и сенью безлюдных лесов. Вымесы хорошо всё подготовили. Только не успели выпустить демонов до своего поражения. За них это сделал кто-то другой. Возможно, Градгроб.
— Какой ужас! — восклицает Алла, качая железным клювом. — Демоны что, ели друг друга?
На рассвете мы дошли до тайника или схрона. Сейчас стоим на пороге огромной круглой ямы в гранитной скале. Гигантский колодец заполнен обглоданным костями демонов.
— Тварей, похоже, здесь долго держали. Им же надо было что-то есть, — пожимает плечами Ясна и усмехается. — Я бы вот Бестиючку с радостью съела прямо сейчас.
Спецназовка, попавшая в меню подруги, смущенно краснеет от странного комплимента.
— А я бы Перуна, — подмигивает мне багровым глазом Вика-Носорог.
— Ну Перун, бесспорно, любимое блюдо каждой из нас, — показательно облизывается Бестия.