Всё это время держу руку бородатого, а он, упав на колени, плачет навзрыд. Мускулистое предплечье превращается в кожаный чехол, набитый стеклом. Пожалев плаксу, замахиваюсь, и мой кулак, обернутый Бригантиной, прошивает его голову насквозь, как тонкий гипсокартон. Через сквозную дыру в башке замечаю, как бритого не удерживают ноги, и он плюхается на задницу.
— Пощади! Я не с ними! — взывает бандит, видимо, к моей жалости. Ну не к совести же — сам Сварог велел мочить таких мудаков. — Я просто принес им бутерброды! Мальчик на побегушках я!
Беру говнюка за грудки и вздергиваю в воздух:
— А как же «по шейке каждую»?
— Я, я…
— Кто вас НАНЯЛ? — выдыхаю Яку.
— Я не зна-ю-ю-ю! — бандит заикается. — Клерк какой-то!
— ОПИШИ.
— В костюме. Отбитый на голову и непонятный. Как робот разговаривает. Глаза отмороженные, будто у сома.
Понятно, «зомби». Похоже, эта ниточка никуда не приведет. Сам Гоша не светился, использовал как нанимателя очередную пешку с промытыми мозгами.
— Я готов показать на него, — бритый выражает гражданскую готовность помочь. — Можем клерка на живца поймать. Назначим встречу, чтоб бабки принес за взорванную школьницу, он и всплывет.
— Дай-ка подумать, — поднимаю глаза к паутине на потолке. — Нет, лучше я сделаю мир немного чище.
С размаха бью лбом в лицо. Голова бритого дергается назад, едва не отрываясь от шеи. У бандита хрустит переносица, кости под кожей будто растекаются. С одного удара лицо головореза превращается в кровавое месиво. Дергающееся тело отлетает под ноги.
Больше не глядя на мертвых бандитов, спешу во вторую комнату. Жена историка поднимает на меня испуганные глаза, девочка-секси судорожно сглатывает, поведя голыми плечами.
— Не волнуйтесь — я пришел вас спасти, — опускаюсь рядом. Рву веревки на конечностях женщин.
Красотка в топике сразу пытается вскочить на дрожащие ноги. Но онемевшая ножка дает сбой, девушка падает. Успеваю подхватить грудастую фифу на руки.
— Ой, — хлопает она ресницами, тяжело дыша.
— Куда же вы торопитесь, сударыня? — усмехаюсь. — На одеревеневших ножках?
Девица опускает глаза, лёгкий румянец вспыхивает на щеках, в неуверенной улыбке сквозит растерянность.
— П-простите.
Ее мама смотрит настороженно. Чтобы не нервировать дам, присаживаюсь на колено и кладу девушку обратно на нагретый ею же пол.
— Не надо резко вставать, — беру соблазнительную загорелую ножку и начинаю растирать бархатную кожу. — От длительного передавливания кровеносных сосудов у вас онемели руки и ноги. Сначала надо разогнать кровоток, чтобы вернуть вам подвижность и былую изящность, — делаю комплимент, чтобы создать у бывших заложниц чувство безопасности. — Вы очень спортивны, сударыня. Танцами занимаетесь?
— Хип-хопом, — пищит совсем уже пунцовая девушка, протягивая мне вторую ножку. Не спорю и растираю округлую икру у самой коленки.
— Это заметно — по характерному изгибу бедер и поющей линии тела, — киваю с видом мудрого хореографа. Хотя сам за всю жизнь был лишь на одном уроке танца, у Марии Долгоногой.
Но блеф срабатывает. Губы девушки приоткрываются, щеки напоминают зрелище охваченного огнем Кремля, а наливная грудь высоко вздымается.
Жена историка какое-то время смотрит на нас, успокаиваясь, а потом вдруг подскакивает.
— Мой муж в беде! — пытается подняться жена историка.
— Не беспокойтесь. Вашего мужа уже спасли. — Настойчиво надавливаю ей на плечо, заставляя остаться лежа. Она округляет заплаканные глаза. — Подвигайтесь, не вставая, пока покалывание в коже не пройдет и не восстановится чувствительность.
— Хорошо, — облегченно выдыхает женщина и смотрит благодарно. — Спасибо вам.
— Пожалуйста, — отойдя от девушки, достаю телефон и вызваниваю дружинников в поселке. — Пришлите кого-нибудь забрать жену и дочь нашего взрывника. Трасса «Крым», где-то сорок третий километр на запад. Заброшенная хижина в лесу, может раньше здесь была деревня, но сохранился один дом. Ага, ждем. Сударыни, скоро дружинники Бесоновых за вами приедут, — обращаюсь к женщинам. — Уже можете походить для разминки, но в соседнюю комнату лучше не заглядывайте.