Вчера с Белоснежкой у меня, кстати, чуть не случилось так. Но успел погасить основной всплеск ауры, а ее остатки княжну даже еще больше раззадорили. Во всяком случае, глотательные рефлексы у нее улучшились.
Кали долго смотрит в мои разгоряченные возбуждением черные глаза, а потом говорит:
— А иногда ты очень милый.
Девушка поправляет лифчик, обратно запаковывая свои упругие грудки. Прежде чем спрятать лицо, я притягиваю Кали к себе и впиваюсь ей в шею, как Дракула. Девушка снова стонет от жаркого поцелуя.
— Хватит меня мучить, — толкает она кулачком в мою грудь. — Мне и так непросто.
— Кому сейчас просто? — фыркаю я. — Но придется потерпеть.
— Да терплю, из-за всех сил терплю. Но вот когда седая устраивает бананомарафон, сложнее вдвойне!
— Я ей запрещу.
— Не надо, — мотает Кали головой. — Не хочу, чтобы еще и ты мучался!
Мы возвращаемся в лагерь. «Зори» и поляницы тем временем разыгрались в пляжный волейбол. Бестию отдали в команду моим девушкам — те могли спокойно принимать от нее пасы, не боясь случайно коснуться. Разгоряченная спецназовка поворачивается ко мне, на лице румянец, в глазах азарт и счастье. Я отвечаю веселым взглядом. Несложно догадаться, что раньше командные игры для нее были под запретом.
Солнце заходит, сверкая на мокрых попках девушек. Их груди подпрыгивают, а стройные ноги напрягаются. Но вскоре темнота прерывает игру, и мы усаживаемся вокруг костра. Снова пьем самогон, едим мясо, «зори» рассказывают смешные истории из армейской жизни. Почти в каждой чем-то отличился майор Али.
— Нам с Крокодилом нужно было спустить в ущелье короба со снарядами для РПГ-26, - говорит Слепой Кот. — К гранатометчикам на позиции — чтобы обстрелять врага через сопку. Так Али брякнул: «Аднака, зачам крук делать? Граниты же в сапке нужна!». Не успел я глазом моргнуть, — на этом моменте истории слепца все смеются, — как крокодил сам хватает снаряды и без всякой гранатометной «палки» забрасывает их через сопку. Враг подрывается, мы возвращаемся домой.
Громкий смех сотрясает долину. Разговоры продолжаются до десяти вечера, потом как-то незаметно все разбредаются спать на лежанки. Только японка остается до последнего, ее взгляд устремлен в черноту за берегом.
Аяно просыпается на покрывале у потухшего костра. «Зори» ушли, а над головой бесконечное звездное небо. Оно настолько глубокое, что японка чувствует себя одинокой.
— Зачем ты хотела снять с меня маску? — вдруг раздается сверху, словно из самой звездной пропасти.
Рядом с Аяно на покрывало опускается Перун. Его непроницаемая маска сливается с ночью.
— В чем ты меня подозреваешь?
Японка прикусывает губу. Она чувствует жар и близость человека рядом, но протянув руку, касается лишь пустоты. Будто Перун отодвинулся, избежав ее касания.
— А тебя есть в чем подозревать? — спрашивает она.
— Кажется, если в командовании появится предатель, ты уже знаешь кого обвинить.
— Это будет целиком твоя вина, — рычит Аяно. Ее раздражает ощущение, будто она говорит с привидением.
— Конечно, — она слышит усмешку в голосе Перуна. — Главное, не струсь.
— Если кто и трусит, то это ты, — японка пытается взять его на слабо. — Прячешь лицо…
Неожиданно силуэт Перуна заслоняет от нее звезды.
— Значит, тебя волнует мое лицо, — она слышит скрип кожаных ремней, а через секунду ее лицо опаляет дыхание из освобожденных губ. — Хочешь его посмотреть или потрогать?
«Он слишком близко» — думает Аяно, но почему-то не отшатывается. Вокруг слишком темно. Она не видит даже белков глаз Перуна, только странное золотое свечение.
— Или, может, поцеловать? — невидимые губы совсем близко. Миг — и они уже касаются ее кожи, находят рот, впиваются. У Аяно захватывает дыхание. Только спустя несколько секунд она пытается отстраниться, но Перун не отпускает, наоборот, прижимает сильнее. И Аяно сдается под его натиском. Ей мерещится, что у Перуна раздвоенный язык, как у змеи, а своим языком она царапается об его акульи зубы, но не отстраняется. Она пьяна, ей хочется пить, и Перун увлажняет своей слюной ее сухой рот.
Наутро Аяно просыпается раньше остальных, укрытая теплым пледом. Кто принес его? Она знает. Нет, поправляет японка себя, не знает. А это был лишь сон. Восхитительный сон.
Глава 23. П — принцип
Обстоятельства переменчивы, принципы никогда.