- А-а-а… Езжай на точку. Здесь не рынок.
Всаживаю в дверь Громовые когти обеих рук. Металл искрится, пропуская сквозь себя адские резаки. Внутри сдавленно охают – насадил-таки барыгу. Резко развожу руки в стороны и соединяю их вверху. Отрезанный овалом кусок двери проваливается внутрь.
Шагаю в просторный проем. Разрубленный труп остается позади, когда из-за поворота коридора на меня выскакивают перцы с автоматами. Шквал пуль исчезает в сиянии молнии, ослепительно белом и голубом. Кого-то сразу сжигает, другие падают под ударами разрядов. Последних добиваю, проходя мимо.
Если верить плану Маклауда, выхожу в сортировочную. На столах стоят пластиковые бутыли с коричневым раствором. Видимо, это и есть дезоморфин.
Вспышкой молний сжигаю мерзость. Вовремя в комнату вылетает еще десяток барыг. Завидев меня, сразу отступают, чтоб палить из-за укрытия. Сверкает разряд, и стены осыпаются, погребая под собой шибко осторожных. Другие обрушивают на меня водопады адского огня. Кметы оказались.
Отвод смещает атаки в сторону. Горит комната. Пол под ногами качается, словно палуба корабля. В этой раскаленной топке я швыряюсь молниями в одного гада за другим. Рушатся остатки стен. Поврежденные доспехи гаснут, и беззащитных врагов губит созданный ими же жар.
Больше никто не атакует. Больше нет врагов. А узоры татуировок по-прежнему опаляют кожу. Эмулятор все еще пашет. Зря только приперся.
Погуляв по горящим коридорам, я спускаюсь в подвал. Вдруг еще кто-нибудь спрятался. И действительно нахожу одного – в комнате со связанной женщиной. Она лежит на полу голая ниже пояса, восковая розоватость между сжатых ножек ослепляет, а над ней трясет пистолетом мудак с не до конца натянутыми штанами. Ремень с расстегнутой пряжкой болтается, мешая ему прицелиться.
- Ты за ней?! – ломающимся голосом кричит. – Тоже из Третьего отделения?!
- Не, - лениво отвечаю.
- Не ври! – визжит. – Знаю, что за ней, долбаный полицай! Не подходи – убью суку!
Как же меня бесит эта скотина! Еще десять минут назад он собирался по-грязному использовать пленницу, а теперь прячется за ее частично нагой спиной. Никакой гордости. Никакого самоуважения. Только инстинкты примата. Схватить, трахнуть и спрятаться от более сильного самца.
Приговор один. Сжечь недочеловека!
Громовой раскат, ослепительные вспышки. Окутанный ворохом молний барыга заживо горит. Выстрелить он успевает, но уже накинутая Бригантина защищает пленницу. Звонким рикошетом пуля отскакивает обратно к насильнику - точно в голову. Ослабленный доспех не выдерживает удара, и мертвого увальня бросает к коробкам сзади.
Сам себя пристрелил. Премию Дарвина придурку!
- Из какой ты группы? – женщина поднимает на меня голову, ее челюсть отвисает. – Свароже! В зеркало давно смотрелся? У тебя чертовы кинжалы вместо зубов!
- В курсе, - оскаливаюсь шире. – Между прочим, там вверху весь этаж полыхает. Вас освободить?
- Если затем не сожрешь, - фыркает.
- Предпочитаю говядину.
С юморком сударыня. Ее только что, может, насиловали, а она иронизирует над потенциальным спасителем. Другая бы ревела, умоляя о помощи.
Едва разрезаю мориновые цепи на ее запястьях, вскакивает и бросается к коробкам с наркотой. Наклонившись, копает. А на меня взирают ее белоснежные ягодицы. Спортивные, маленькие. Наверное, крепкие, как скорлупа грецкого ореха.
- Свои штаны ищете? – интересуюсь.
- А что, разве без них плохо? – спрашивает, не отвлекаясь от рытья. Еще и задницей виляет специально.
- В самый раз, - приходится признать.
Клубы дыма уже заполняю комнату. Становится жарковато, когда сударыня достает коробку с пакетиками зеленого порошка.
- Тоже за этим пришел, коллега? - поднимает на меня взгляд. – За «жива-смертью»?
Название интригует, и я хапаю себе пару пакетиков.
- Ага. Правда, «колодцы» сжигает? – тычу вопросом наугад.
- Напрочь, - кивает. – Более того – дети у наркоманов тоже рождаются без «колодцев». Проклятая штука способна нацию под корень вывести. Месяц искала дилеров. А как вышла – так попалась к этим бабуином, - она усмехается, глянув на труп. – Так обрадовались, что приволокли сюда. Повезло, что решили сначала попрыгать на мне. Другие бы сразу прирезали.
- В самом деле, повезло, - охреневаю я от столь интересной жизненной позиции.