Ляо Чжэндун был застигнут врасплох, услышав продолжение:
— Позволь тебя спросить: сколько крупных купцов и помещиков ежегодно платят тебе серебром и сколько выгоды ты с этого имеешь?
Ляо Чжэньдун округлил глаза:
— Князь, не говорите глупости.
Цзин Ци слегка улыбнулся.
— Но, господин Ляо, будь то чиновники или купцы, нет смысла вставать рано, если нет наживы. Все стараются бездельничать, главное табу здесь — двуличие, говорить об этом нельзя. Они уже потратили деньги на собственное спокойствие, так каким образом ты протянул руку к борту чужого судна? Делите награбленное не сходя с места, да еще и перековали мозг человека в собачий. Ваше предательство...
Цзин Ци усмехнулся и замолчал. Ляо Чжэньдун, конечно, внутренне понимал, что местные знатные семьи вмешались, чтобы очернить его, воспользовавшись суматохой, и невольно смутился:
— Князь...
Он взглядом указал на письмо Хэлянь Чжао и сказал приглушенным голосом:
— Аппетит упомянутых людей становится все сильнее. Этот скромный чиновник столкнулся с безвыходными трудностями.
«Ни черта тут трудностей. Только твоя ненасытная жадность...»
Цзин Ци похлопал его по тыльной стороне ладони и проникновенно сказал:
— Господин Ляо, когда солнце пройдет зенит, день клонится к закату, а луна, став полной, обязательно пойдет на ущерб [2]. Остановитесь, пока можете, будьте снисходительны и строги, и тогда тонкий ручей сможет течь длинным потоком. Зачем рыть самому себе могилу? Я еще раз спрашиваю тебя. Если учесть все незанятые места в Лянгуане, сколько должностей всего и сколько ты продал? Эти семьи с большим трудом наскребли свое состояние, купили заслуги своим наследникам, потому даже внештатная должность облагается жалованьем. Ты совершил бессчетное количество подобных махинаций, давая этим семьям пустую власть и богатство. Знаешь ли ты, сколько человек будет ненавидеть тебя до зубного скрежета?
Ляо Чжэньдун вытер пот:
— Эт... этот скромный чиновник недостаточно все продумал.
Цзин Ци вздохнул, покачав головой:
— Все уже случилось, но ты упрямо пытаешься скрыть факты. Этот князь действительно не знает, что хорошего сказать о тебе. Если бы не Его Высочество первый принц... эх!
Ляо Чжэньдун опустился на колени, сотрясаясь от дрожи.
— Князь, прошу, пощадите жизнь этого скромного чиновника!
Цзин Ци усмехнулся и согнул пальцы.
— Скажу по секрету.
Выслушав все, Ляо Чжэньдун удалился, сердце его наполнилось тревогой.
Цзин Ци очень долго в одиночестве просидел в этом павильоне. Возле него стояло свежее нефильтрованное вино с зеленой пенкой и маленькая красная глиняная печь, а снаружи лежал блестящий снег. Вдруг он начал невпопад напевать себе под нос скорбную песнь.
— Тонкий белый шелк чист, словно иней и снег. Резной веер безупречно кругл, словно полная луна. Мой господин всегда держит его при себе, малейший взмах создает свежий ветерок. Боюсь, скоро праздник середины осени... хах, неужели скоро праздник середины осени?.. [3]
В этот момент к нему подошел Цзи Сян и что-то сказал на ухо. Цзин Ци кивнул, пребывая в хорошем настроении:
— Пусть войдет.
Цзи Сян повернулся и вышел. Вскоре после этого он провел Ли Яньняня через маленькую веранду в павильон для наблюдения за снегом.
— Князь действительно утонченная натура, — подобострастно улыбнулся тот. — Можно сказать, сейчас самое время любоваться свежевыпавшим снегом. Как жаль, что мы здесь редко видим его белизну. Посмотрите, как он чист.
Цзин Ци улыбнулся.
— Присаживайтесь, господин Ли.