Журналистка качнула головой, сунула руку в сумочку и вынула оттуда чёрно-белую фотографию (форматом десять на двенадцать сантиметров).
— Уверена, что видела вчера рядом с вами именно эту девушку, — сказала Григалава.
Она показала мне фото — я узнал снимок из газетной статьи, где демонстрировала ямочки на щеках двенадцатилетняя поэтесса Алина Солнечная.
— Знакомое лицо, — произнёс я. — Можно?
Протянул руку.
Дарья Матвеевна вручила мне фотокарточку.
Я посмотрел на совсем ещё детское лицо Алины. Снова отметил, что у неё чудесные ямочки. Дёрнул плечами.
Сказал:
— Я уже видел эту фотографию. «Недетские стихи». Так, кажется, называлась та статья?
Журналистка поджала губы.
— Вышедший в тираж поэт воспользовался выдумкой своей любовницы, — процитировал я статью. — Он ухватился за рассказанную ею совершенно неправдоподобную историю о талантливых стихах четырехлетнего ребёнка, потому что увидел в этом шанс привлечь внимание и к своим теперь уже никому не нужным сочинениям.… Длилась эта народная любовь до тех пор, пока милая девочка не превратилась на глазах у всей страны в избалованного, дерзкого и грубого подростка.
Я помахал фотографией.
Сказал:
— На этом снимке Солнечная не похожа на дерзкую, грубую и избалованную. Не находите?
Дарья Матвеевна взглянула на изображение Алины, покачала головой.
— Это была не моя статься, — заявила она. — Я никогда не считала Алину дерзкой и грубой.
Журналистка скрестила на груди руки, посмотрела мне в лицо.
— Тогда в похожем ключе писали не только мы, — сказала она. — Так было нужно. Я… не могу вам этого объяснить. Просто поверьте мне.
Дарья Матвеевна пожала плечами.
— И после этого вы надеетесь: Алина Солнечная даст вам интервью? — спросил я.
Покачал головой.
И разорвал фотографию на две части.
— Ты что творишь⁈ — воскликнул фотограф.
Он дёрнулся, прижал руки к фотоаппарату.
Я сложил половинки фотографии вместе и снова разорвал их.
Произнёс:
— Ой, какая жалость! Ой, какие мелкие кусочки!
Журналистка печально улыбнулась. Стояла спокойно, смотрела на остатки фотографии.
А вот фотограф не устоял. Он всплеснул руками и ринулся ко мне. Но замер, когда увидел мою ухмылку.
— Да я тебя!.. — сказал он.