— Очень хочу, — ответил я. — Но по телевизору. Сама-то ты тоже в Москву не стремишься.
Поправил свой комсомольский значок.
— Я ходила в Мавзолей, — ответила Алина. — Четыре раза. С классом.
— Понравилось?
Волкова кивнула.
— Очень.
Мне почудилось, что она ответила честно.
— Вот если бы мы знали адрес известного литературного критика Леонида Феликсовича Лившица!.. — сказал я. — Ему бы я в глазёнки заглянул. С превеликим удовольствием. Если он, конечно, ещё не в мавзолее.
Алина пожала плечами.
— Я знаю, где он живёт, — сказала она.
Вздохнула.
— Серьёзно⁈ — спросил я.
Волкова кивнула.
— Думала, что встречусь с ним, — сказала она, — попрошу, чтобы он не говорил гадости о маме.
— Встретилась?
Алина покачала головой.
— Бабушка не разрешила.
— Твоя бабушка молодец, — заверил я. — Правильно, что не пустила тебя к нему. Такие лившицы с удовольствием беседуют с маленькими девочками, если те приходят в одиночку. И травмируют им психику.
Поправил очки.
Заявил:
— Вот только я не маленькая девочка. Сам кого угодно травмирую. И не только морально.
Задумался.
— Хм… такой Мавзолей мне нравится.
Посмотрел на Алину.
— Завтра принесёшь Снежке деньги на поездку, — сказал я. — Есть у вас деньги, или заплатить за тебя?
— Есть, — ответила Алина едва слышно.
— Вот и замечательно, — сказал я. — Готовься, Волкова: мы с тобой едем в Москву. Если ты готова плюнуть в лицо известному литературному критику.
В среду четырнадцатого октября я довёл до ума первую из обещанных Рокотову песен. Отметил, что музыка получилась оригинальной. Поначалу накладывал слова на чужие мелодии — результаты мне не понравились. В итоге сотворил собственную мелодию, лишь отдалённо походившую на те, что слышал в будущем: переработал композиции-доноры до неузнаваемости. Перед маминым приходом исполнил окончательный вариант. Пробормотал: «Ай да Крылов, ай да… молодец». Взглянул на часы: решил, что непременно похвастаюсь сегодня своей работой. Стихотворение, что легло в её литературную основу, в Алининой книге названия не имело. С согласия Волковой я назвал композицию «Наша земля». В тот же вечер исполнил её для Алины и для Лены Кукушкиной (Барсик тоже подслушивал). Девчонки единогласно постановили, что «песня хорошая и необычная».
Уже в четверг перед уроками вручил Рокотову и Волковой ноты, табулатуру для гитары и текст песни (слегка изменил оригинальные слова). Алина бережно уложила бумаги в портфель. Сергей пробежался глазами по строкам и заявил: «Годно». Сообщил, что композицию «про сердце» он с парями «почти» отработал. Сказал, что «сегодня отработаем её с голосом». Вечером я привёл Волкову на первую репетицию. Уселся в компании Изабеллы Корж на зрительские стулья — напротив стойки с микрофоном. Прослушал мелодию композиции «Ты возьми моё сердце»; сообщил Сергею, что во время рефрена ансамбль замедлял темп. Рокотов не спорил: внёс коррективы. Волкова в процесс не вмешивалась — скромно стояла около стола. По сигналу лидера ансамбля она подошла к музыкантам. Я снова отметил, что Алина вела себя раскованно, спокойно, не выказывала испуга или волнения.
Снова ощутил, как задержал дыхание при первых же звуках Алининого голоса. Вот только теперь я не прислушивался к словам песни — рассматривал певицу. Отметил, что Волкова замерла около стойки с микрофоном, будто оловянный солдатик. Вспомнил, как вот так же вытягивался по швам, будучи в составе детского хора. Отыскал в памяти выступление Дженнифер Лопес. Представил, как Алина выплясывает на сцене фестиваля в сапогах с высокими каблуками и короткой юбке — улыбнулся, покачал головой. Продолжил поиск кандидатур для подражания: перебирал в уме имена и образы известных певиц. Смотрел на Волкову — прикидывал, кого из артисток она мне напоминала. «Будем делать из неё рудогорскую Уитни Хьюстон, — вдруг подумал я. — Та тоже не очень-то прыгала по подмосткам. Что из этого получится, большой вопрос. Но стоять на сцене, как соляной столб, она не будет».