Читать книгу «Котенок. Книга 2» онлайн.

Вздохнул и сообщил:

— Но я знаю решение этой проблемы.

— Какой проблемы? — переспросила Волкова.

Рука с сигаретой замерла на полпути к губам.

Замолчала гитара.

Посмотрел на меня и прятавшийся под диваном Барсик.

— Твоей проблемы, Волкова, — сказал я. — Ты слишком нерешительна. Но я тебе помогу.

Встал с кресла — поморщил губы: заметив на брюках кошачью шерсть. Покачал головой, но чистку одежды отложил на потом. Занялся другой проблемой: взял со стола папку со старыми бумагами, прихватил коробок со спичками.

— Крылов, ты куда⁈

Алинин крик я услышал, когда шагал по прихожей. «Почему не взглянул сперва на стихи?» — промелькнула в голове запоздалая мысль. Я вошёл в ванную комнату, прикрыл дверь, щёлкнул замком.

— Крылов!!

Дверь приглушила Алинин голос, но я всё же различил в нём испуганные и истеричные нотки. Я поднял с пола алюминиевую миску, установил её на дно ванны. В дверь за моей спиной постучали: отчаянно, кулаком.

— Крылов, открой! — сказала Алина. — Что ты делаешь⁈

— Делаю этот мир лучше, — пробормотал я. — Выжигаю ересь.

Положил папку в раковину, вынул из коробка спичку. Спичка охотно вспыхнула, на её кончике заплясало крохотное пламя. Дверь вздрогнула от мощного удара. Волкова не умокала: требовала впустить её в ванную комнату. Я вынул из папки старую газету (ту самую: с поделённой на две части иллюстрацией), поднёс к ней уже наполовину сгоревшую спичку. «Гори, гори ясно, чтобы не погасло…» — вспомнил песню из старого (даже по нынешним временам) мультфильма. Огонь охотно набросился на газетную бумагу — та вспыхнула и закоптила: словно выпустила из себя «нечистый дух». Я полюбовался на то, как превратился в пепел заголовок «Недетские стихи». Бросил газету в миску. Огонь ослаб: доедал остатки «журналистского труда». Я подкормил его страницами из толстого журнала. Отправил в миску только листы со статьёй «Почему сбежал поэт?». Остатки журнала уронил на пол, сохранил их для сдачи в макулатуру.

— Крылов!!! — кричала Алина. — Открой!!!

Одну за другой я скармливал пламени старые газеты — они ярко вспыхивали, словно пропитанные бензином. Клубы тёмного дыма поднимались над ванной, струились в сторону тихо гудевшей вытяжки. Любезно вставленные Алиной закладки помогли мне быстро найти нужные места в журналах. Страницы, где упоминали Леонида Лившица, я безжалостно выдирал и бросал в таз: в огонь. Туда же (целиком) швырял газеты — они сгорали быстрее журнальных листов. Надеялся, что от моего действа у «известного литературного критика и искусствоведа» хотя бы покраснеют уши. «Оторвать ему нужно эти уши, — подумал я. — И не только уши». Письма горели ничуть не хуже газет. Но они меньше дымили (потому что в них не было цитат литературного критика Лившица). Их дымок выглядел светлее. Он тоже улетал к вытяжке — «возвращался в карму» адресантам, настрочившим злые и гневные послания поэтессе-школьнице.

— Лети, лети лепесток через Запад, на Восток… — бормотал я.

Ронял в огонь послание очередного советского «гражданина с активной жизненной позицией» — словно колдовал над огнём (как злая Гингема из повести «Волшебник Изумрудного города»). Письма сгорали быстро. Но их было много — мне поднадоело сминать их и опускать в алюминиевый таз. Но сжечь все сразу я не решился. Сам себе напомнил, что уберёг Алину Волкову от падения из окна не для того, чтобы она задохнулась при пожаре. К просьбам хозяйки квартиры открыть дверь присоединила свой голос и Кукушкина. Её жалобные возгласы «Ванечка, открой, пожалуйста» я слышал, когда Волкова вдруг умолкала. Вот только кричала Лена неуверенно. Её голос показался мне не грозным и требовательным, а испуганным. Я вынул из папки очередное письмо — последнее. Поднёс его к уже затухавшим языкам пламени. Огонь снова ярко вспыхнул — на прощанье. Бумага потемнела, быстро превратилась в угольки и пепел.

Распрямил спину, сполоснул под краном руки. Подобрал с пола изуродованные журналы и положил их в папку. Две грязно-белые завязки завязал бантом. Заметил кружившиеся в воздухе крупинки пепла — те плавно опустились на раковину.

Я вздохнул, бросил прощальный взгляд на миску, из которой уже не поднимался дымок. Поправил очки, щёлкнул замком и распахнул дверь. Увидел широко открытые глаза Волковой.

— Крылов! Что ты здесь делал⁈

Алина сжимала кулаки, порывисто дышала.

Из-за её плеча выглядывала Лена Кукушкина.

Я вручил хозяйке квартиры заметно истощавшую папку и коробок со спичками. Волкова торопливо развязала тесёмки, заглянула под журналы. Подняла на меня глаза.

— Крылов, а где… всё? — спросила она.

— Жечь было наслаждением, — сказал я.

Запоздало, но сообразил, что процитировал первую фразу из романа Рея Брэдбери «451 градус по Фаренгейту».

— Крылов, ты… с ума сошёл? — сказала Алина.

Она оттолкнула меня, подбежала к ванне. Жалобно пискнула, словно получила удар в живот. Обернулась.