— Печенье мы уже доели.
Я стянул с себя куртку — повесил её на крючок. Сообразил, что бренчала гитара вовсе не хаотично — звучала одна и та же струна, но менялись извлекаемые ею ноты. Я улыбнулся: узнал тренировочное упражнение, которому сам уделил немало времени, когда сын подарил мне «Гибсон». Вспомнил, как Кукушкина хвасталась мне воспалёнными кончиками пальцев. Увидел на полке знакомую обувь, взглядом отыскал и куртку своей соседки-семиклассницы. Увидел, что в прихожую выглянул Барсик. Он посмотрел мне в глаза, дёрнул ушами и громко мяукнул (его голос не показался мне приветливым). Гитара замолчала, будто среагировала на крик котёнка. И уже через мгновение в полутора метрах над ушами Барсика показалась голова Лены Кукушкиной. Семиклассница увидела меня — улыбнулась. Рванула мне навстречу, будто не видела меня не со вчерашнего дня, месяц или даже год. Заключила меня в объятия.
— Ванечка пришёл! — воскликнула она.
Я кашлянул, высвободился из плена девичьих рук.
— Крылов, а ты зачем пришёл? — спросила Алина.
— По делу, — ответил я. — Разумеется, по делу. Но и от чашки чая бы не отказался.
Кукушкина кивнула.
— Поставлю чайник, — сказала она.
Лена убежала на кухню.
Под присмотром хозяйки квартиры и белого котёнка я прошёл в гостиную. Увидел заполненную окурками хрустальную пепельницу на журнальном столике. Взглядом отыскал гитару — нашёл её на диване. Взял в руки музыкальный инструмент, всё ещё хранивший тепло рук семиклассницы. Уселся в кресло.
— И что у тебя за дело? — поинтересовалась Волкова.
Она замерла в трёх шагах от меня, посреди комнаты. Подпёрла кулаками бока.
Я взглянул на всё ещё клубившийся у потолка табачный дым, пожал плечами.
Ответил:
— Так, ничего особенного.
Улыбнулся и сообщил:
— Решил, что сделаю тебя, Волкова, богатой и знаменитой.
В комнату вернулась Кукушкина.
— Я тоже хочу стать знаменитой! — заявила она.
— Если очень хочешь, — сказал я, — то обязательно станешь.
Алина усмехнулась в ответ на мои слова.
Но радости в её взгляде я не заметил.
— Сейчас вам спою, — сообщил я. — Занимайте места в зрительном зале.
Указал на диван.
Девчонки не пустились в спор — послушно уселись на мягкое сиденье. Лена прижала ладони к бёдрам, выпрямила спину, смотрела на меня и улыбалась. Алина скрестила на груди руки, закусила губу. Барсик не вернулся в гостиную. Но я видел, как в полумраке прихожей блестели его глаза.
— Песня называется… «Ты возьми моё сердце», — сказал я.
Подправил настройки гитары, сыграл вступление. Лена Кукушкина встрепенулась, когда я пропел первые строки. Она приоткрыла рот. Но промолчала. Алина Волкова едва заметно вздрогнула. Широко открыла глаза. Я увидел, что они у неё вовсе не бледно-голубые, а почти синие, с холодным блеском. Не сдерживал голос. И не прятал эмоции. Пел громко, как и требовала этого песня — без жалости к своим голосовым связкам и к жильцам соседних квартир. Видел, как задрожали у Лены губы. Заметил, что взгляд Волковой потеплел. Понял, что припев сработал и в этот раз; заложенный в нём концентрат эмоций сделал своё дело: девчонки прижались друг к другу плечами — их глаза влажно блеснули. Вышел на пятачок света и белый котёнок. Барсик оттопырил уши, следил за моей терзавшей струны рукой. Он первый пошевелился, когда я завершил пение: подошёл к моему креслу и громко мяукнул.
Вслед за котёнком подала голос и Кукушкина.
— Ванечка, так это же… Алиночкины стихи! — сказала она. — Те, которые я тебе… Как здорово получилось!
Семиклассница улыбнулась, рукавом блузы утёрла со щёк слёзы.