Читать книгу «Та'рих-и Рашиди» онлайн.

ГЛАВА 34.

УПОМИНАНИЕ О СОБЫТИЯХ, КОТОРЫЕ ПРОИЗОШЛИ ПОСЛЕ БИТВЫ СУЙУНДЖИК ХАНА, ОБ ОТЪЕЗДЕ СУЛТАН СА'ИД ХАНА К КАСИМ ХАНУ, К КАЗАХАМ

Когда настала весна 918(1512) года, узбеки Шайбана, под которыми подразумеваются подданные Шахибек хана, установили власть в Мавераннахре. Страх перед ними вселился в сердца людей[808].

Зиму они (Са'ид хан) провели, как было описано выше. А весной, когда они думали, как поступить и что делать дальше, неожиданно пришло сообщение о выступлении Касим хана. До его выступления [Са'ид] хан напал на Ахангаран, который относится к известным местам Ташкента. Я сопровождал его в тем набеге. Когда на рассвете нападающие приблизились к людям Ахангарана, то те спрятали свое имущество и семьи в роще, на одной стороне которой протекала большая река, а на другой был глубокий овраг. К ним можно было подойти только по одной дороге. Они не подпустили близко нападающих. Об этом сообщили [Са'ид] хану. Меня поручили Ходжа 'Али бахадуру, чтобы, он держал узду моего [коня] и я не поехал бы в опасные места, так как мой возраст еще был не тот, чтобы я мог отличить хорошее от плохого и уберечь себя от опасности. Когда нападающие подошли к ним совсем близко, то большая группа пеших стрелков стояла, подняв луки — согнув правую руку и вытянув левую. Они стояли, готовые принять смерть. Как только подошли наши люди, [Са'ид] хан ободрил богатырей правой и храбрецов левой [сторон] и успокоил их словами: “Не торопитесь отпускать поводья, /175б/ все должны напасть разом”. Бахадуры рвались в бой, но, подчинившись приказу хана, не заметили, как хан один бросился вперед. Своим приказом он хотел скрыть это свое намерение от людей и раньше всех устремился на врагов. Трое врагов, сидевшие в засаде, выпустили стрелы в хана. Благодаря счастью, [ниспосланному] свыше, и содействию явного успеха те три стрелы не попали в цель, что и нужно было. Хан сверкнул лучом меча, поражающего врага, над одним из тех троих. Тот, обреченный, от страха перед ханом забрался под ханского коня. Хан направился к другому. [Первый] высунулся было из-под ханского коня, как 'Абдалвахид бахадур, один из храбрейших бахадуров того порога убежища Рустама, который шел вслед за ханом, так взмахнул саблей, что голова того обреченного откатилась от тела на расстояние длины лука. В это же время хан замахнулся из другого. Затем мечи ханских бойцов, каждый из которых мог поучить кровожадного Бахрама-Марса в его деле, стали сверкать, как [сказано в айате]: <Молния готова отнять их зрение>[809]. И в один миг они свели на нет гумно жизни тех людей, так что облик их бытия не появится до судного дня. Так как в том бою в ряду отважных и в когорте храбрых никто не смог превзойти хана, то все, раскрыв уста восхваления и сомкнув уста пристрастия, открыли дверь беспристрастности и справедливо признали за ханом степень первенства в храбрости.

[Са'ид] хан вернулся из того похода благополучно и с добычей. Следом пришло сообщение, что Касим хан напал в Ташкенте на Суйунджик хана. [Са'ид] хан спешно направился в Ташкент. Когда он достиг перевала Кандарлик, /176а/ расположенного между Ферганским и Ташкентским вилайатами, пришло известие о возвращении Касим хана. Хан также вернулся назад в Ахси и, укрепив крепости Ферганского вилайата, направился к казахам в надежде вновь поднять их на Ташкент. Я, будучи нездоров, не участвовал в той поездке.

Хан уехал и прибыл в Джуд[810] — известную местность Моголистана. В то время возраст Касим хана, перевалив за шестьдесят, приблизился к семидесяти годам, а [Са'ид] хан был в расцвете молодости — ему было под тридцать. Касим хан, принося свои извинения за то, что из-за преклонного возраста не может встретить хана, повелел тридцати-сорока султанам из рода Джучи, некоторым из которых было по пятьдесят-шестьдесят лет, вроде Джаниш хана, Таниш[811] хана, Мумаш хана, Джан Хайдар султана, Кариш султана и других, преклонить колени перед ханом и приветствовать его. Когда преклонили колени Джаниш хан и Таниш хан, которые были намного старше [Са'ид] хана, он встал с места, а когда преклонили колени остальные султаны, хан приветствовал их сидя. Касим хан отнесся к [Са'ид] хану с таким уважением, что тот до конца своей жизни не забывал его учтивости. Всякий раз, когда хан вспоминал его, <да освятит Аллах его довод>, он говорил, что Касим хан был очень человечным, и рассказывал об обстоятельствах своего знакомства с ним, в том числе и о том, как после встречи Касим хан подошел к хану и сказал: “Мы люди степей. Здесь не бывает дорогих вещей и изысканных блюд. Самое большое наше богатство — лошадь, а самая вкусная еда — ее мясо; самый приятный напиток для нас — ее молоко и то, что из него приготавливается. В нашей стране нет садов и зданий. Местом наших развлечений является пастбище коней — /176б/ мы идем туда, прогуливаемся там все вместе и рассматриваем лошадей”. [Са'ид] хан рассказал далее, что когда они подошли к табуну, Касим хан осмотрел его и сказал: “У меня есть два коня, которых можно приравнять ко всему табуну”. Привели этих коней. [Са'ид] хан не раз говорил, что он никогда больше не встречал лошадей, подобных этим двум — трем. Касим хан сказал: “Люди могут жить благодаря силе лошади. У меня, кроме этих двух лошадей, нет других, которые устраивали бы меня, поэтому я не могу подарить обеих. Поскольку Вы являетесь моим дорогим гостем, выберите ту [лошадь], которая понравится Вам, а другую оставьте мне”, и он описал каждую из них. [Са'ид] хан взял одну из них. Ту лошадь звали Углан Турук. И в самом деле, подобного коня я никогда не встречал. Касим хан подарил еще несколько коней, отобрав их из того табуна. Держа перед ханом чашу кумыса, Касим хан сказал. “Наше гостеприимство заключается в этом. Для нас будет большой честью, если Вы сделаете глоток.” Однако [Са'ид] хан незадолго до этого отказался от хмельных напитков, и сказал: “До этого было вот такое дело, как же я нарушу его?” Касим хан ответил: “Я уже сказал, что самым любимым нашим напитком является кобылье молоко и то, что из него приготовляется. А самым приятным из молока лошади является этот [напиток]. Если откажете в моей просьбе, то я больше не знаю, чем угощать Вас и как мне почтить Вас. Потребуются годы, чтобы к столу такого хозяина, как я, явился такой дорогой гость, как Вы, и, если я буду не силах угостить Вас, то чем я заменю это недостигнутое желание?” Он опустил голову и следы досады появились на его лице. И Са'ид хан ради Касим хана нарушил свое воздержание от вина питьем кумыса. Касим хан очень обрадовался. Беседа оживилась и на протяжении двадцати дней /177а/ они непрерывно осушали кубки кумыса.

Был конец лета. Казахи по приказу Касим хана направились на зимовку. Касим хан сказал: “Выступить сейчас на Шайбана очень трудно. Надо, чтобы уже сейчас люди подумали о зиме. В это время войско не соберется”. И он вежливо отказался выступить в поход. Однако Касим хан отпустил хана с большими почестями, а сам перебрался в родные места. Хан вернулся от него очень довольный и поехал в Андижан. Был месяц тир (июнь — июль). Один из придворных ученых на это событие нашел хронограмму в словах: “Ашти-йн казах” (“Мир с казахами”) — 919 (1513 — 1514) год.

ГЛАВА 35.

УПОМИНАНИЕ О ЧУДЕ ЕГО СВЯТЕЙШЕСТВА МАУЛАНА МУХАММАДА КАЗИ И О ТОМ, ЧТО ИМЕЕТ ОТНОШЕНИЕ К ЭТОМУ РАССКАЗУ

Во время победы Шаха Исма'ила над Шахибек ханом и прихода [Бабур] Падишаха с его помощью в Самарканд, его святейшество Маулана, <да помилует его Аллах и да отпустит его грехи>, прибыл из Самарканда в Андижан, как уже было сказано при упоминании о его жизни. В то время, о котором идет речь, Маулана жил в вилайате Ферганы, и все эмиры, которые находились там, поспешили оказать ему услуги и удостаивались счастья беседы с ним. Я тоже считал себя обязанным постоянно служить ему. Он также одаривал меня своим милостивым вниманием, гораздо большим, чем в моем детстве в Уратепе и во время бедствий в Бухаре, о чем подробно сказано выше. Тогда благодаря его заботе обо мне я спасся от той страшной Пропасти. От него исходили чудеса и удивительные дела, в том числе [следующие]: однажды один из мулазимов моего отца по имени Саййид кукалдаш, который был мюридом его святейшества Мауланы, явился к его высокому порогу. Маулана заметил в нем следы печали и спросил [о причине]. Тот ответил: “Такой-то /177б/ — он имел в виду меня — “прибыл из Хисара с надеждой, что хан отдаст ему в жены свою сестру и удостоит его звания “гураган”. А все эмиры этому очень противятся и хану будет трудно переступить через их мнение. По этой причине я огорчен и опечален”. Маулана сказал: “Для меня очевидно, что преславный и всевышний Господь предопределил этот союз. Усилия эмиров будут бесполезны, и это дело непременно устроится”. [Саййид кукалдаш] передал мне эти слова Мауланы и сообщил радостную весть. Это происходило в те дни, когда [Са'ид] хан находился у казахов. Через несколько дней после этого хан вернулся, отдал мне предпочтение перед моими родственниками, как указывал Маулана, и сделал меня своим свояком. В раджабе 919 (1513) года к моему имени он прибавил звание “гураган”.

ГЛАВА 36.

НЕКОТОРЫЕ ПОДРОБНОСТИ, КОТОРЫЕ ИМЕЮТ ОТНОШЕНИЕ К ЭТОМУ РАССКАЗУ

В начале книги при перечислении детей Султан Ахмад хана было сказано, что у хана было четыре дочери. Третью из них, по имени Мухибб Султан ханим, после смерти брата, держал при себе Султан Махмуд[812]. После того, как Султан Махмуд хан прибыл в Ахси и по приказу Шахибек хана был предан мученической смерти, эта Мухибб Султан ханим осталась при Кутук ханим, которая была дочерью Султан Махмуд хана. Во время разорения Ташкента ее отдали Джанибек султану, как было упомянуто. После того, как мой дядя выступил и изгнал из Ферганского вилайата Джанибек хана, она разлучилась с Кутук ханим, доводившейся ей двоюродной сестрой. По приезде [Са'ид] хана в Андижан она присоединилась к нему. Среди своих четырех сестер хан больше всех любил эту сестру. Когда она прибыла к хану, он отнесся к ней с любовью и лаской. Когда хан сделал меня своим свояком, это отметили великолепными пирами, о которых потом долго вспоминали.

/178а/ Ту зиму хан провел в местности под названием Пишхаран, относящейся к Ахси. В середине зимы Мир Гури барлас, правитель Ахси, скончался естественной смертью. Хан приехал из Пишхарана в Ахси и пробыл там до конца зимы. Когда наступила весна, Мир Аййуб и моголы, находившиеся в Хисаре и о которых уже было подробно сказано, потерпели поражение от 'Убайдаллах хана и прибыли сюда. Хан отдал Ахси Мир Аййуб бекджаку.

Между тем пришло сообщение о выступлении узбеков. Это произошло следующим образом. В минувшем году приходил Касим хан, и узбеки всю весну опасались его. С наступлением зимы они ожидали, что как только снизятся воды Аму, придет Шах Исма'ил с целью отомстить за Мир Наджма. По этой причине тот год [узбеки] Шайбана воздерживались от нападения. Поскольку в те дни Шах Исма'ил уехал в Ирак, Касим хан вернулся в свои родные места, а Бабур Падишах бежал в Кабул, у узбеков Шайбана, кроме [Са'ид] хана и дел Андижана, других забот не осталось, и они той весной со всей силой выступили в Андижан. Когда весть об этом дошла до [Са'ид] хана, он оставил Ферганский вилайат и ушел в Кашгар[813], о чем будет рассказано.

ГЛАВА 37.

КРАТКО О КОНЦЕ ДЕЛА ШАХА ИСМА'ИЛА

С того времени, как Шах Исма'ил прибыл из Ирака и убил Шахибек хана в Мерве, он внушал сильный страх окрестным султанам. Благодаря этому же страху [Бабур] Падишах с небольшой помощью Шаха Исма'ила вступил в бой с Хамза султаном и тоже одержал победу. Этим тот страх еще усилился, и были покорены Бухара и Самарканд, как уже было упомянуто. Когда Бабур Падишах во второй раз оставил Самарканд, то ушел в Хисар. Шах Исма'ил послал ему [на помощь] Мир Наджма с шестьюдесятью тысячами человек. Он выступил вместе с Падишахом, и в Гиждуване они /178б/ потерпели поражение. Все их оружие и снаряжение были уничтожены. Люди боялись, что [Шах Исма'ил] сам лично прибудет в Мавераннахр с целью отомстить за Мир Наджма. Узбеки в том году в ожидании этого никуда не выступали.

В это время Шах Исма'ил отправился в Ирак. Против него выступили султан Рума, которого звали Султан Салим, с войском в несколько сот тысяч человек. Шах Исма'ил пошел ему навстречу с тридцатью тысячами человек. Произошла ожесточенная битва, и [Шах Исма'ил] спасся от той пропасти только с шестью человеками. Остальные его воины были полностью уничтожены румийцами. Султан Салим больше не продолжал наступление и вернулся в Рум. Разбитый и разгромленный Шах Исма'ил остался в Ираке и вскоре после этого присоединился к своему племени — к Нимруду и Фир'ауну. Шахом после него стал его сын Шах Тахмасп. Он тоже несколько раз подвергался нападению войска мусульман из Рума. От страха перед румийцами [Тахмасп] не мог больше усердствовать в распространении своей разрушительной религии и ее установлений и не мог следовать жестокостям своего отца. Двустишие:

[Тахмасп] и по сей день является государем Ирака вместо отца.

ГЛАВА 38.

УПОМИНАНИЕ О СУЛТАНАХ ШАЙБАНА, КОТОРЫЕ ПРАВЯТ В МАВЕРАННАХРЕ ОДИН ЗА ДРУГИМ ПО НАСТОЯЩИЙ ДЕНЬ

После того, как узбекские султаны Шайбана убили Мир Наджма, одержали победу над туркменами и [Бабур] Падишахом — это случилось в начале зимы 918 (декабрь 1512) года — весной того же года (март 1513) они, опасаясь как мести Шаха Исма'ила, так и вторжения Касим хана, о чем уже говорилось, особенно не нападали на окрестные владения. Зимой 919 (1513) года Шах Исма'ил направился в Ирак против Султана Салима[814], а Касим хан уехал в Аспару[815] для управления своими владениями. Поскольку эти два врага перестали наносить удары и беспокоить владения Шайбана, /179а/ то узбеки Шайбана успокоились. В конце зимы Убайдаллах хан выступил, освободил Хисар от гнета моголов и покончил с их делами, как было упомянуто. Весной 920 (1514) года [узбеки] Шайбана двинулись на Андижан. [Са'ид] хан тщательно обдумал положение и увидел в зеркале размышлений, что спор с узбеками из-за Андижана не принесет ничего иного, кроме печали и ржавчины. Те, у кого была сила выдержки, покинули пределы [владений] Шайбана. В числе тех, кто оказал им сопротивление, был Бабур Падишах, но он также, поставив ногу отчаяния в стремя безнадежности, вернулся в Кабул. Следовательно, правильным было для того времени решение покинуть область, пока узбеки не приблизились. [Са'ид] хан тоже уехал в Кашгар по дороге в Моголистан. Область Фергана присоединилась к Мавераннахру.

Дела ханства, согласно древнему обычаю, вручили самому старшему султану, которым был Кучум султан. Его наследником был Суйунджик султан, однако он скончался раньше Кучум хана; тогда его наследником стал Джанибек султан, но он тоже отправился вслед за Суйунджик султаном. После него за ними последовал и Кучум хан. Управление ханством установилось за Абу Са'идом, сыном Кучум хана. Когда он тоже освободил трон ханства, то на его место сел 'Убайдаллах хан. Хотя с 911 (1505 — 1506) года и до конца правления указанных выше ханов всеми делами Шайбанидов заправлял он и, если бы он принял титул хана, то, говоря по-совести, никто бы не противился ему, однако он, следуя древнему обычаю, передавал ханство тому, кто был старше. Так продолжалось до тех пор, пока после Абу Са'ид /179б/ хана не осталось никого, кто бы был старше 'Убайдаллах хана. Он сел на ханский трон и освежил зефиром справедливости и доброты обоняние мира, пока в 946 (1539 — 1540) году его благоухающая душа, простившись с бренным миром, не отправилась в райский сад, <да освятит Аллах его довод>.

Мнение сего раба таково, что среди падишахов, правивших во всех странах света в течение последних ста лет, никто не видел и не слышал о таком правителе, каким был он. Во-первых, он был набожным мусульманином, богобоязненным и воздержанным. Все дела веры, страны, государства, войска и подданных он решал согласно закону шариата и не отступал от него ни на волос. В лесу храбрости он был отважным львом, я его ладонь была жемчужной раковиной в море щедрости. Его счастливая особа была украшена разными достоинствами. Он писал семью почерками, но лучше всего писал почерком насх. Он переписал несколько списков Корана и послал благословенным городам [в Мекку и Медину], <да возвысит их Аллах>. Он хорошо писал и насталиком. У него есть диван тюркских, арабских и персидских стихов. Он занимался музыкой и пением. И сейчас музыканты исполняют некоторые из его произведений. Одним словом, он был одаренным правителем, вобравшим в себя все похвальные качества. Бухара — его стольный город — была местом сбора ученых людей, и в течение его жизни достигла такой степени, что напоминала Герат времени Мирза Султан Хусайна. Так как Бабур Падишах и [Са'ид] хан покинули этот мир раньше 'Убайдаллах хана, то упоминание о завершении дел 'Убайдаллах хана следовало бы изложить после них. Однако события, связанные с [Бабур] Падишахом, и рассказ о Са'ид хане пространны и не имеют отношения к другим рассказам и к рассказу об узбеках. И если из-за этого мы приостановили бы рассказ об 'Убайдаллах хане, /180а/ то изложение не было бы последовательным и основной рассказ [о Падишахе и хане] пострадал бы от этого. Поэтому я кратко написал здесь о жизни узбеков Шайбана по настоящий день и больше в этой книге не вернусь к рассказу о них.

ГЛАВА 39.

О ПРИЧИНАХ УХОДА СУЛТАН СА'ИД ХАНА ИЗ ФЕРГАНЫ И О ПОХОДЕ ЕГО НА КАШГАР

Летом 920 (1515) года узбеки Шайбана, находившиеся в Ташкенте под предводительством Суйунджик хана выступили против Андижана. Когда весть об этом дошла до хана, он собрал всех эмиров и советников, и они открыли врата совещания в связи со случившимся и предусмотрели зоркими глазами последствия и исход дела во всех отношениях. Мой дядя сказал: “Окрестные правители не смели мусор с лица своей чести и ушли, подумав о себе. Нашей силы недостаточно для противостояния многочисленным [узбекам] Шайбана, и наше вооружение не может равняться их оружию. Если мы вступим в бой с ними и исход его будет согласно нашему желанию — хорошо, [если же нет] — то мы окажемся в положении человека со сломанной рукой — человек от этого не погибнет, а распри и столкновения будут продолжаться. А если, не дай бог, произойдет [худшее], то восстановить упущенное будет трудно, вся сила будет утрачена, и последствия этого сохранятся на долгие времена; потери ничем не восполнятся, и та сломанная [рука], сколько бы ее ни подвязывали, не поправится. Вместе с тем вилайат Фергана является исконным юртом и местопребыванием [потомков] Чагатая. Шайбан силой отнял его у них, а мы стали защитниками чагатайских городов от их имени. Когда все султаны времени в целом, а чагатайские султаны в особенности спрятали руку самосохранения в рукав воздержания> а ногу вражды — в подол уединения, то нам /180б/ вступать в это опасное дело от их имени кажется далеким от благоразумия. Если Вы, соблюдая осторожность и следуя совету, закроете ворота войны и до того, как пыль вражеского войска затемнит границы государства, направите поводья намерения в Моголистан, который является исконным местожительством моголов, то это более подходило бы для укрепления государства. Другое соображение заключается в том, что Мирза Аба Бакр, который перед лицом Ваших победоносных войск похож на раненую дичь, до этого дал бой в Тутлуке и потерпел поражение. Если мы направимся в его вилайат, а он, проявив храбрость, постарается еще раз дать бой, то бой с ним по сравнению со сражением с узбеками будет совсем легким, потому что в битве с ним опасности меньше, а выгоды больше. Другим подтвержденнем преимущества этого мнения является то, что возраст Мирзы Аба Бакра перевалил за шестьдесят, он правил около пятидесяти лет и в течение сорока лет преславный и всевышний Господь сносил его жестокости, а теперь наступило время, когда [Аллах] дни его притеснений приведет к ночи уничтожения. Кроме того, он полностью отстранил своих эмиров, пренебрег заботой о воинах и ту многочисленную группу заменил несколькими презренными людьми низкого происхождения. Из-за скудости его ума и отсутствия рассудительности люди в страхе перед ним не уверены в своей безопасности. Следовательно, мы должны все свои силы направить на завоевание Кашгара, возможно, что Господь, разрешающий трудности, откроет ворота перед лицом государства, <да будет оно обращено всегда к победе с Его милостью и благословением>. Вместе с тем, поскольку я, как брат Мирзы Аба Бакра, могу повелевать его слугами, и они, видя, что я нахожусь при стремени государевой особы, возможно, перейдут на мою сторону. А это имеет отношение к делу. /181а/ Хотя Мирза Аба Бакр является моим братом, но, как говорят, — двустишие:

Я во всех случаях стучу кольцом в дверь вечной державы. Всякую голову, которая не склоняется с почтением перед дверью государя, если даже она принадлежит моему брату, я принесу ее к счастливому стремени. В своей преданности к Вам я не позволю себе держать сторону брата. Завершение его дел Я считаю незыблемостью Вашего государства. Если приведенные доводы будут одобрены и осуществлены, то это послужит укреплению Вашей власти”.

Когда мой дядя довел свою речь до высокого слуха, [Са'ид] хан выслушал все это ушами одобрения, раскрыл уста похвалы и сказал: “Вот уже долгое время от дум об этом душа наша пребывает в утомлении. При всем разнообразии сомнительных и несбыточных предложений и способов их осуществления, от дум о разрешении того невозможного и преодолении того препятствия палец печали находился в зубах изумления. Однако Ваше предложение является исключением и заслуживает предпочтения перед всеми остальными. Нынче мое мнение — это мнение Саййид Мухаммада мирзы. Если кто-нибудь хочет сказать по этому поводу, пусть доложит”. Все эмиры единодушно в красноречивых выражениях одобрили это предложение.

Когда мнения всех сошлись на этом, то в месяце раби упомянутого выше 920 — (апрель-май 1514) года, до того, как Суйунджик хан подошел к рубежам Ферганского вилайата, [Са'ид] хан по дороге в Моголистан пошел на Кашгар. В это время совершилось одно из удивительных дел Мирзы Аба Бакра. Сей раб сам видел это, и каждый, кто посещал Кашгар в то время, знает о нем; оно было много раз записано [в книгах] и о нем постоянно говорили. Я уверен, что с течением времени и с прохождением годов и месяцев, /181б/ когда сотрется со страниц времени знак бытия обитателей этой эпохи, сей рассказ, подобно дошедшим до нас приключениям предков, удостоится взора читателей, а автору припишут преувеличение, <не дай Бог и сохрани Господь от этого>. Поскольку в моей искренности нет никакого сомнения, то приступим к его изложению. Просьба к читателям этих записей состоит в том, чтобы они отнеслись к ним благосклонно и удостоили их своего одобрения и поверили в их правдивость. То дело, в которое трудно поверить, следующее. Мирза Аба Бакр задолго до этого разрушил старую крепость Кашгара, а также селения Кашгара, а жителей переселил в Йарканд; некоторые населенные места он засеял. Когда он услыхал о выступлении [Са'ид] хана на Кашгар, и весть эта подтвердилась, он приказал построить новую крепость Кашгара выше [старой] на краю обрыва реки Тяман. Я несколько раз на глаз измерял [площадь] той крепости, — она будет, примерно, около пятидесяти джарибов. Высота крепости в некоторых местах составляет в измерении по газ-и мата двадцать газов. Окружность высоких башен на каждом ее углу была, возможно, более тридцати газов. По верху вала, в его широких местах, могли идти четыре всадника. Такую высокую, прочную и просторную крепость он закончил за семь дней, что относится к необыкновенным делам. Этот рассказ является явным свидетельством силы и натуры Мирзы Аба Бакра, о которых было упомянуто прежде. Поскольку речь дошла до этого, то, если не будет подробно изложено о Кашгарских владениях, у читателей могут возникнуть сомнения относительно некоторых событий, и детали их могут быть поняты ими неверно.

ГЛАВА 40.

ОПИСАНИЕ КАШГАРА

Кашгар принадлежит к древним и знаменитым городам. С древних времен султаны Кашгара были [выходцами] из рода Афрасийаба — тюрка, /182а/ которого моголы называют Буга ханом. Вот его родословная: Афрасийаб, сын Пиша, сына Дад Нишина, сына Туры, сына Афридуна. Это приведено по “Та'рих-и гузида”, [автор] которой заимствовал из “Маджма ат-таварих”[816] Ходжа Рашидаддина Фазлаллаха. В других исторических сочинениях приведено больше этого, <а Аллах знает лучше>.

Из потомков кашгарских султанов чести принятия ислама в молодые годы удостоился Сатук Багра хан[817]. Впоследствии, став государем, он распространил ислам по всему вилайату Кашгара. После него несколько человек из его рода становились государями Кашгара и даже Мавераннахра. Перед завоеваниями Чингиз хана ханом [Кашгара] был Кучлук[818] сын Тайанг хана наймана. Он бежал от Чингиз хана, отобрал Кашгар у ставленников гурхана карахитая, а гурхан карахитай до этого отобрал [Кашгар] у ставленников рода Афрасийаба. В то время государем Самарканда и большей части Мавераннахра был Султан 'Усман, [выходец] из этого семейства. О событиях, которые произошли между ним и хорезмшахом, написано и приведено с [подробным] изложением во всех исторических сочинениях. О мятеже Кучлука и об установлении власти моголов над Кашгаром я целиком привел из “Та'рих-и джахангушай>.

ГЛАВА 41.

ИЗВЛЕЧЕНИЕ ИЗ “ТА'РИХ-И ДЖАХАНГУШАЙ”

Когда Чингиз хан установил свою власть в восточных странах, то Кучлук, сын Тайанг хана наймана, бежал по дороге Бишбалик[819] в пределы [владений] гурхана. Он скитался в горах, испытывая нужду. Сопровождавшие его соплеменники рассеялись. Некоторые говорят, что его схватила группа воинов гурхана и привела его к нему. По другому преданию он пришел к нему сам. Короче говоря, некоторое время [Кучлук] находился в услужении у гурхана. Когда хорезмшах Султан Мухаммад[820] выступил против гурхана, эмиры, находившиеся на восточной стороне, проявили непокорность [гурхану] и искали защиты у повелителя мира Чингиз хана и, /182б/ благодаря ему, спаслись от [гурхана]. Кучлук сказал гурхану: “Моих родов много, и они рассеяны по Эмилю[821], Кийалику[822][823] и Бишбалику[824] и всякий досаждает им. Если мне будет дано разрешение, то я соберу их и с их помощью буду оказывать поддержку Вам и не проявлю непослушания гурхану и по возможности буду выполнять то, что он прикажет”. С помощью лести и обмана он опустил гурхана в яму гордости. Затем преподнес ему многочисленные дары и попросил его дать ему титул “кучлукхана”. [Гурхан] не дал[825]. [Кучлук] выскочил от него, как стрела из натянутого лука.

[808] Далее, по-видимому, часть текста утрачена, так как последующее изложение относится к событиям, связанным с Саид ханом

[809] Коран, II. 19(20). 656

[810] Джуд — по-видимому, имеется в виду местность по берегам реки Чу (Джу) — Бартольд, Рецензия, с. 71.

[811] Приведено по Л2 156а, Л3 132б (в тексте — Баниш)

[812] Добавлено по Л1 127б; Л2 157б

[813] Добавлено по R 281

[814] Султан Салим I — турецкий султан, правил с 918/1512 по 926/1520 гг. (Босворт, Мусульманские династии, с. 185).

[815] В тексте “Ибир ва Сибир” — искаженное переписчиком написание слова “Аспара” (см. Материалы, с. 374; Чурас, Хроника, с. 102, прим. 40). Аспара — ныне село Чалдывар. Городище древней Аспары расположено к западу от Чалдывара, на р. Ашпара в Чуйской долине, на границе Казахстана и Кыргызстана. (Бартольд, Древнетюркскис надписи, с. 30); Бернштам, Археологические памятники, с. 18; Его же, Археологический очерк, с. 69).

[816] “Маджмат ат-таварих” — имеется в виду сочинение “Джами ат-таварих” Рашидаддина (645/1247 — 1248-718/1318).

[817] Сатук Багра хан — первый представитель тюркской династии илек-ханов (Караханидов), принявший ислам. Годом его смерти считается 344/955 г. (Бартольд, Туркестан, ч. 1, с. 315; Его же, Кашгар, с. 456; Его же, Богра хан, с. 506; Чурас, Хроника, с. 265).

[818] Кучлук сын Тайанг хана наймана — в 1211 г. лишил власти гурхана кара-китаев. (Бартольд, Кара-Китай, с. 546).

[819] В Т — Шалик; Л2 161а, Л3 136б — Сабалик; R 288 — Бишбалик

[820] Султан Мухаммад-хорезмшах (596/1200 — 617/ 1220 гг.), погиб в конце 1220 г. на одном из островов Каспийского моря. (Бартольд, Двенадцать лекций, с 132).

[821] Эмиль — река в Тарбагатае, впадающая с востока в озеро Алакуль. Долина реки известна своими пастбищами. Близ современного г. Чугучака, недалеко от впадения реки в озеро, стоял ныне не существующий г. Эмиль, основанный кара-хитаями. (Чурас, Хроника, с. 155; Калмыкова, Северо-Западный Китай, с. 65; Материалы по Киргизии. с. 139).

[822] Кийалик (Кибак, кийак) — местность западнее Копала в Семиречье, к северу от Или.

[823] Приведено по изданию “Та'рих-и джахангушай”. Т. I С. 46. В R 288 — Кийак

[824] Бишбалик — город находился севернее современных городов Урумчи и Турфана в Синьцзяне. В ХIII в. Бишбалик был наряду с Караходжой (ок. нынешн. Турфана) столицей уйгурского правителя. (Бартольд. Бишбалик, с. 374 — 376; Петров, К истории движения, с. 51, прим. 110).

[825] Приведено по Л2 162а; Л3 137 (в Т и R 289 — “дал”)