Когда это случилось, то Султан 'Али мирза, один из тех троих, бежал к Бабур Падишаху в Самарканд и присоединился к своим братьям: Мир Аййубу, Мир Мухаммаду и Мир Ибрахиму. Мой дядя Саййид Мухаммад мирза, который по положению был главой среди этих трех лиц, оказался в пучине бесконечного страха. Это событие произошло в Ахси, а мой дядя находился в Андижане. [Са'ид] хан спешно послал [к дяде] Мир Камбара из Ахси [с письмом]: “Тубра был такой осел, что никакой другой осел не принял бы его даже за свою торбу. Вместе с тем он закрыл ворота приличия и шел по пути неучтивости, а своим пренебрежительным отношением к делам уронил авторитет царства. Ни в коем случае не сочтите это дело за мою месть [за брата]. Что было, то прошло. Ваши нынешние услуги заставили забыть прошлое. Дыхание прошедшего времени не может повториться в том же виде. Подобно этому возвращение того, что прошло, невозможно начертать на доске воображения”. Мир Камбар уехал, и этими словами он как-то успокоил моего дядю. Вслед за этим [Са'ид] хан сам отправился в Андижан. Великодушным вниманием, богатыми дарами и почерком насх он так начертал знак прощения на скрижалях деяний дяди, что в душе того не осталось и следа от былого страха.
Узы любви /170а/ и дружеские связи между ними укреплялись изо дня в день, и в конце жизни они так жаждали видеть друг друга, что если бывали в разлуке, и хан упоминал имя моего дяди, то в его глазах появлялись слезы.
Великодушие хана таково, а его врожденное благородство находится на такой высоте, что он вот таким образом уживается с убийцей своего брата. Ничего нет удивительного, если великодушный всепрощающий Господь милостиво погрузит [хана] в море прощения. В ответ на дружеские чувства хана к моему дяде последний проявлял к нему [любовь и дружбу] вдвое и в тысячу раз больше. Однако это не было понято людьми. Дядя же довел свои чувства к хану до такой степени, что из-за преданности и любви к нему он предпочел смерть жизни, о чем будет сказано.
Короче говоря, после этих событий [Са'ид] хан пребывал на троне царства до тех пор, пока [Бабур] Падишах не ушел из Самарканда и не произошло вторично завоевание Мавераннахра узбеками. Падишах прибег к помощи Шаха Исма'ила, получил от него помощь [в лице] Мир Наджма и вторично двинулся на Самарканд, о чем уже было изложено. Когда весть об этом дошла до [Са'ид] хана, он тоже выступил в Андижан с намерением нанести упреждающий удар [узбекам]. До того, как Падишах и Мир Наджм перешли Дарбанд-и Аханин, [Са'ид] хан пошел на Суйунджик хана, который был одним из видных узбекских султанов. Он встретил [Са'ид] хана боем. Два ряда войск столкнулись в местности под названием Бискант[803]. Произошло крупное сражение. В этом бою хан проявил отвагу и получил несколько ран. Потерпев поражение, он приехал в Андижан и стал ждать вестей о Падишахе и Мир Наджме. Узбеки не проявили большого рвения в преследовании [хана], так как /170б/ Падишах и Мир Наджм направились в Самарканд, и они сильно опасались этого. Хан в Андижане занялся устранением поломок, полученных в этом сражении, и ждал вестей от Падишаха.
ГЛАВА 31.
КРАТКО ОБ АВТОРЕ КНИГИ
Выше уже говорилось о том, что я, Ваш покорнейший слуга, в раджабе 915 (октябрь — ноябрь 1509) года приехал в Кабул от Мирза хана и удостоился счастливых взоров падишаха. Он устроил меня наилучшим образом в келье своего воспитания, оказывая мне разные мелкие милости. Внешне он причислял меня к братьям и племянникам, но в душе воспринимал как сына. Он относился ко мне с состраданием, любовью и с отеческой благодарностью, ласкал как только мог, так что с уголков моей души полностью исчезли печаль сиротства и горе скитания по чужбине. Моя жизнь протекала в благополучии и полном спокойствии.
Тем временем Падишах решил отправиться с войском в Кундуз, как об этом было уже упомянуто. Было время созвездия Козерога, стояли холода. Проявляя ко мне милость, Падишах сказал: “Дорога трудная, стоят холода. Ты в эту зиму оставайся в Кабуле, а когда наступит весна и дороги очистятся от опасности холодов, ты приедешь ко мне”. Однако я решительно возразил: “Я [терпеливо] перенес печаль сиротства на этой чужбине благодаря благосклонности Падишаха. Если я, отстану от Падишаха, то как перенесу печаль скитания по чужбине”? Когда Падишах увидел, что его предложение мне остаться в Кабуле становится причиной расстройства моей души, то он, как позволяло время, подготовил необходимое снаряжение для моего путешествия и взял меня с собой в Кундуз.
Поскольку среди моголов было много мулазимов моего отца, то они, [следуя обычаю], спешили служить мне и /171а/встречали меня с дарами, какие могли сделать. Одним словом, у меня появились снаряжение и люди. В частности сочли нужным поступить ко мне на службу мой воспитатель Джан Ахмад атака, о котором будет упомянуто дальше, и близкие мулазимы моего отца. Этот упомянутый [атака] был человеком авторитетным. Когда [происходили столкновения] с узбеками, он проявлял доблесть. Создав себе имя, окруженный хорошими людьми, он собрал много коней и оружия и все это тратил на мои нужды.
Зимой состоялся поход в Дашт-и Кулак, о чем уже говорилось, и я участвовал в нем. Весной вернулись из того похода. [Падишах] разрешил [Са'ид] хану отправиться в Андижан. [Са'ид] хан уговаривал меня идти к нему на службу. У меня тоже было сильное желание идти с ханом. Я спросил разрешения у Падишаха. Тот очень обиделся и не подпускал меня к себе. Хан уехал в Андижан, а я остался с Падишахом.
Вскоре после этого войско двинулось в Хисар, где произошло сражение с Хамза султаном и поражение узбеков. Вначале в бой пошел упомянутый выше Джан Ахмад атака, возглавив моих мулазимов. Он привел [к Падишаху], взяв живым, одного знатного узбека. [Падишах] обещал ему награду за храбрость и сказал: “Это — первое дело Мирзы Хайдара и пусть бахши-писари запишут в книги награду на его имя”. Подробный рассказ об этом приведен выше.
Я находился при Падишахе, когда он захватил Самарканд. При рассказе о детях моего отца было сказано, что старшей из них была Хабиба Султан ханим, которая попала к 'Убайдаллах хану. Когда 'Убайдаллах хан бежал из Карши и отправился в Бухару, а затем ушел в Туркестан то он не смог должным образом сберечь свой гарем. У кого была возможность уйти по трудной дороге, ушел, а кто не мог, остался. Осталась в том числе и моя сестра Хабиба Султан ханим. Я присоединился к ней в Бухаре.
Когда мы приехали [с Падишахом] в Самарканд, в ту зиму прибыл из Андижана и мой дядя от [Са'ид] хана по делам государства. Сделав свои дела, сколь было возможно, он увез мою сестру в Андижан и отдал в жены [Са'ид] хану.
Весной того года, когда Падишах выступил на бой с 'Убайдаллах ханом в Кул-и Малик, у меня начался приступ лихорадки, и я остался в Самарканде. Когда потерпевший поражение Падишах вернулся в Самарканд, а затем покинул его, я уже поправился. Как бы то ни было, в свите Падишаха я приехал в Хисар. [Са'ид] хан несколько раз посылал людей к Падишаху с просьбой отпустить меня. Наконец, огорчившись и обидевшись, Падишах разрешил мне уехать. Я же по своей юности не удовлетворил желания его души, что следовало бы мне сделать. Когда Мир Наджм приехал и Падишах, оседлав коня, отправился в поход, я уехал в Андижан. Падишах присоединился к Мир Наджму. Об этом уже рассказывалось.
Я приехал в Андижан. До моего прибытия [Са'ид] хан, потерпев поражение от Суйунджик султана, вернулся в Андижан как раз тогда, когда прибыл туда я. Это случилось в раджабе 918 (сентябрь 1512) года. Начиная с этого времени и до зу-л-хидджа 930 (июнь 1533) года, который был концом жизни покойного хана, я всегда был нужен ему и удостаивался чести великодушных ханских милостей. Короче говоря, я ни на миг не отлучался от службы ему, пока он не женил меня и не дал титул “гураган”. Ночью в той комнате, где стелили для сна его счастливую постель, с другой стороны стелили постель покоя для меня. Если собирался совет по [делам] государства, а мой дядя непременно возглавлял его, то [хан] сажал меня выше дяди, и возможно, он делал это /172а/ по просьбе моего дяди. Дядя не раз заявлял хану, что “его близкое родство и многочисленные родственные связи с Вашим величеством находятся в такой степени, что, несмотря на то, что он является сыном моего брата, я считаю для себя достойным и даже необходимым, чтобы он сидел выше меня”.
Если [Са'ид] хан выезжал на коне, я непременно ехал с ним рядом. Если он устраивал охоту, то обязательно находил время обучать меня охоте. Если он возглавлял охоту, то с жаром приступал к этому делу и меня не отдалял от себя, побуждая к этому занятию. А если я не шел навстречу этому, то он ненавязчиво обязывал меня к этому. Он поручал мне разные дела и так говорил об их пользе: “Если наши юноши не будут нести службу, то они не станут благовоспитанными людьми. Они будут теряться в крупных делах и перед толпой и в собраниях, где собираются благородные представители разных слоев населения как из хаканов и султанов, так и из эмиров и накибов, и люди не будут соглашаться с ними. Но если юноши будут служить старшим, то их глаза и душа привыкнут к такого рода делам и к их особенностям, и они будут чувствовать себя уверенными на тех и им подобных собраниях людей. Благодаря этой уверенности они обретут веру в глазах и в душе народа, а их достоинство станет причиной могущества в управлении миром. Если эту службу будет исполнять человек без знания и умения, то он не сможет давать соответствующие поручения другим, не будет видеть недостатки в их пополнении и пути их исправления. Пока я находился на службе у моего отца и дяди, они начертали эту мудрость в моем сердце подобно рисунку на камне, они обязывали меня исполнять множество служб и принесли мне этим большую пользу. Я говорю тебе то, что узнал от старших, и ты также получишь пользу от них в своей жизни”.
До двадцати четырех лет /172б/ я проявлял усердие во всех службах; в течение всего этого времени я без напоминания выполнял как крупные, так и мелкие дела хана. Однако в диване и в собрании эмиров, соблюдая субординацию, я садился на свое место. И если там я находил удобный случай оказать ему какую-то услугу и пытался сделать это, то он останавливал меня, говоря: “В собрании людей следует соблюдать чин, чтобы люди не заметили истинное положение дел”. Когда мне пошел двадцать пятый год, он полностью освободил меня от этих услуг и сказал: “То, что я поручал тебе делать, ты довел до совершенства. Теперь же приступай к тому, что мы от тебя ждем”. Когда мне исполнилось тридцать лет, он доверил мне дела войска, однако он приставил ко мне людей опытных и известных эмиров и сказал: “Ты никогда не отступай от совета этих людей, слушайся их и повинуйся им во всех делах”. После того, как было совершено несколько походов таким образом, он вновь повелел мне, чтобы я в собраниях и советах излагал свое мнение. До тридцати лет не было приказа, чтобы я на советах у хана высказывал свое мнение, поэтому в собраниях я был “нем, как рыба”. После того, как мне было разрешено говорить, если я выступал в собрании и выражал свое мнение, то [хан] говорил: “Изложи, на каком это основании и в чем его правильность”. Если ответ мой был обоснован и изложение такое соответствовало сути [дела], то он одобрял его и просил одобрения у присутствующих и останавливался на этом решении. А если я излагал неточно, то он, [подправляя меня], говорил: “Он хочет сказать то-то и то-то”, и сам наилучшим образом, ясно разъяснял дело и доводил его до умов эмиров. А если в самой основе моего суждения был изъян, он так преподносил это [в собрании], /173а/ что мне становились ясными тонкости того дела.
Так прошло некоторое время. Потом хан сказал: “Теперь я полностью доверяю твоему мнению”. После этого он вверил мне все дела войска и государства, дал мне в руки неограниченную власть во всем. Ханские указы и фирманы, которые он мне направлял, сопровождались приветственными письмами и посланиями. Когда я вернулся из похода в Кашмир и удостоился в Тибете целования славных ног [хана], то и наедине и при людях он обращался ко мне не иначе, как “брат”. Подробности этого будут приведены позже, при изложении жизни хана. После этого я не буду специально писать о себе, потому что при описании жизни хана, вплоть до его смерти, будет сказано и обо мне.
ГЛАВА 32.
О СОБЫТИЯХ, [ПРОИСШЕДШИХ] С СУЛТАН СА'ИД ХАНОМ ПОСЛЕ ЕГО ПОРАЖЕНИЯ ОТ СУЙУНДЖИК ХАНА
После того, как я удостоился чести служить хану, пришло сообщение о поражении Падишаха и Мир Наджма в Гиждуване. Было начало зимы. Та зима, как уже было сказано при упоминании о Падишахе и мятеже моголов, была очень суровой в Хисаре и там случился страшный голод. Зима была очень суровой по всей области и повсюду было тяжело.
Тем временем поступило известие о выступлении Суйунджик хана. За три месяца до этого от него потерпел поражение [Са'ид хан], и сила его противостояния ослабла. После долгих совещаний остановились на том решении, что мой дядя укрепится в крепости Андижан; Мир Гури барлас укрепит крепость Ахси; Мир Даим 'Али возьмет на себя крепость Маргинан, а [Са'ид] хан вместе с остатками войска и со всей семьей отправится в горы к северу от Андижана и тогда узбекам будет трудно появиться в горах — если хан окажется с войском вне крепостей, то осаждать их им будет трудно. Придя к такому решению, они осуществили его. Когда об этом узнал Суйунджик хан, /173б/ он счел нецелесообразным выступать, отменил свой поход, и та зима прошла спокойно.
Весной поступили вести о Касим хане. Подробности этого таковы. Когда Падишах овладел Мавераннахром, он отдал Ташкент эмиру Ахмад Касим кухбару, а Сайрам[804] — Катта беку, который был братом вышеупомянутого [Ахмада]. Когда Падишах ушел из Самарканда в Хисар, узбеки спокойно осадили Ташкент и в конце концов [защитники города] оказались в безвыходном положении. Однажды ночью они пробили брешь на одном участке войска узбеков и ушли. Узбеки сочли их уход за великую милость, не пустились в погоню за ними и удовлетворились освобождением Ташкента. Мир Ахмад Касим явился к [Са'ид] хану в Андижан и [затем], покинув его, отправился в Хисар к Падишаху. А его брат Катта бек укрепил Сайрам и, не найдя способа уйти, ту зиму провел в осаде. Ранней весной он обратился к Касим хану за помощью, сдал ему крепость Сайрам, уговаривал его и старался привести Касим хана в Ташкент.
Поскольку речь дошла до Касим хана, то если коротко не рассказать о нем, повествование останется неясным.
ГЛАВА 33.
УПОМИНАНИЕ ОБ ОСОБЕННОСТЯХ ЖИЗНИ КАЗАХОВ И ИХ СУЛТАНОВ; О ПРИЧИНЕ ТОГО, ПОЧЕМУ ИМ ДАНО ЭТО ИМЯ И О ПОСЛЕДСТВИЯХ ИХ ДЕЛА
Когда Абу-л-Хайр хан полностью овладел Дашт-и Кипчаком, то некоторые султаны из рода Джучи, которые учуяли носом проницательности запахи бед от него, решили его убрать. Некоторые султаны, как Кирай хан, Джанибек султан и другие, с малым количеством людей бежали от Абу-л-Хайр хана и прибыли в Моголистан. В то время очередь править Моголистаном подошла к Исан Буга хану. Исан Буга хан оказал им большие почести и выделил им уголок Моголистана. Они обрели здесь безопасность, /174а/ и дни их протекали в спокойствии.
После смерти Абу-л-Хайр хана в улусе узбеков возникли разногласия. Каждый по мере возможности ради безопасности и спокойствия прибегал к помощи Кирай хана и Джанибек хана и те окрепли. Поскольку вначале они уходили от людей, отдалялись от них и некоторое время бедствовали и скитались, то их назвали казахами. Это имя закрепилось за ними.
После [смерти] Кирай хана ханство утвердилось за его сыном Бурундук ханом. Названный выше Касим хан был сыном Джанибек хана и, подобно своему отцу, во всех делах слушался и подчинялся Бурундук хану. У Кирай хана помимо Бурундук хана было много сыновей. У Джанибек хана тоже, кроме Касим хана, были сыновья. К их числу принадлежал Адик султан, которому после смерти Мирза Султан Махмуда б. Султан Абу Са'ида мирзы отдали [в жены] четвертую дочь Йунус хана Султан Нигар ханим. После разорения Ташкента Адик султан бежал от Шахибек хана и ушел к казахам. Султан Нигар ханим тоже последовала за ним. Адик султан вскоре скончался. Касим хан женился на Султан Нигар ханим. После смерти Адик султана власть утвердилась за Касим ханом, а Бурундук хану от ханства, кроме названия, ничего не осталось. В конце концов Касим хан изгнал Бурундук хана. Бурундук хан ушел в Самарканд и скончался на чужбине.
Что касается Касим хана, то он подчинил своей власти весь Дашт-и Кипчак так, как никто после Джучи хана не смог этого сделать. Например, численность его войска превышала тысячу тысяч (миллион) человек. В конце концов после 924 (1518) года он отошел в вечность. Среди казахских султанов началась борьба. После Касим хана ханом стал его сын Мумаш. Умер он от удушья в одном из сражений. /174б/ После него на ханский трон сел сын Адик султана Тахир хан. Поскольку он был человеком жестоким и перестарался в жестокости, то его люди, которых было около четырехсот тысяч человек, все разом отвернулись от него и разбежались. Он остался один среди киргизов и умер, бедствуя.
Около тридцати тысяч человек вновь собралось в Моголистане. Брат Тахир хана Буслаш[805] хан стал ханом. В итоге злой рок сделал так, что вот уже четыре года, как нигде не осталось и следа от тех людей. В тридцатом (1524) году казахов было тысяча тысяч (миллион) человек, а в сорок четвертом (1537) из этого числа людей не осталось на земле и следа. Кое-что о них будет приведено при упоминании о хане. Такова краткая история казахов, как мы уже изложили.
Еще до того, как Касим хан принял титул хана, его власть уже была такой, что никто даже не вспоминал о Бурундук хане. Однако находиться около Бурундук хана он не хотел, потому что, если он, находясь возле него, не будет проявлять к нему должного уважения, то [Бурундук хан] будет оказывать на него давление, а выражать к нему уважение не позволяла его внутренняя неприязнь. Поэтому Касим хан держался от него подальше. Бурундук хан находился в Сарайчуке[806]. Касим хан, желая быть подальше от него, уехал к границам Моголистана.
Перезимовав в Каратале[807], Касим хан решил ранней весной вернуться в родные края, когда к нему явился человек от Катта бека вместе с главами Сайрама и преподнес ключ от Сайрама. Касим хан его принял. Затем он направился в Тараз, который моголы называют Йанги. Впереди себя он отправил одного из своих эмиров; Катта бек сдал ему Сайрам и пошел к Касим хану на службу, побуждая его [идти на Ташкент]. Касим хан с огромным войском отправился на Ташкент. Суйунджик хан /175а/ укрепился в крепости Ташкента. Касим хан явился, провел ночь у крепости и ушел, разграбив окрестности Ташкента и захватив с собой все, что только мог найти. В окрестностях Сайрама он стал выпасать свой скот. О дальнейшей его жизни будет написано в своем месте.
[803] Бисканд — Искент, город в 46 км к юго-востоку от Ташкента.
[804] Сайрам — см. кн. первая, гл. 17, прим. 4.
[805] В Л2 155а, Л3 131б — Буйлаш, R 273 — Булаш
[806] Сарайчук — город на Урале, близ устья Яика.
[807] Каратал — название реки, впадающей в оз. Балхаш с юга.