Читать книгу «Та'рих-и Рашиди» онлайн.
Если со стороны кого-либо был допущен какой-то проступок по отношению к нему, а он узнавал об этом лет через десять, то все равно он доводил этого человека вместе с окружающими его людьми, детьми, родственниками и родом до такого состояния, что никто не мог даже представить себе подобное положение. И никто не мог даже помыслить возражать и противоречить ему.
Когда его власть во всех делах укрепилась таким образом, то богатство его казны, обилие скота и коней потеряли счет. Для заключенных в тюрьму он придумывал работы, одна тяжелее другой. И назначал на них [людей] соответственно преступлению. Его работы подразделялись для мужчин и для женщин. В том числе он придумал работу под названием “казик” — “раскопки”; он приказывал раскапывать древние городища и промывать землю. Крупные предметы обнаруживались сразу, а мелкие — при промывке земли. Таким образом он накопил несметное количество жемчуга, золота и серебра. Я слышал от его доверенных людей, что в старой крепости Хотан нашли клад с двадцатью семью глиняными кувшинами такого [размера], что если человек с колчаном входил в него, то не задевал [стен] кувшина. Внутри каждого из этих кувшинов имелся медный рукомойник. Один из них попался мне. [Он был] в форме бутыля с тонкой длинной шеей и с толстой железной ручкой. В центре его [внутри] было вставлено медное копье, кончик которого совпадал с отверстием. /163б/ Высота медного рукомойника составляла более полутора газов и, когда его наполняли водой, то два человека с трудом могли переставить его с места на место. Внутри каждого кувшина был помещен один из этих медных рукомойников, наполненных золотым песком.
Снаружи он был окружен слитками серебра — балишами. В исторических книгах вроде “Джахан-гушай”[797], “Джами ат-таварих” и в других так описывают балиш: “Вес балиша пятьсот мискалей, сделан длинным бруском, середина тоньше”. Об этих балишах, кроме названия, ничего не было известно. Большая часть тех балишей, которые были положены внутри глиняных кувшинов вокруг медных рукомойников, хранились в таком виде в казне и [впоследствии] попали в руки воинов [Са'ид] хана. Ко мне тоже попало несколько [балишей], и тогда я увидел их.
От надзирателя раскопок я услышал интересное сообщение. Он рассказывал, что внутри каждого медного рукомойника лежала записка, в одной из них было написано по-тюркски: “Для проведения обрезания сына Хумар Хатун”. О том, кто была эта Хумар Хатун и когда она жила, ничего не известно. Удивительно, что видя все это своими глазами, человек из жадности и низменных мыслей не мог удержаться от разграбления всего этого.
После обнаружения этого клада Мирза Аба Бакр еще энергичнее занялся делами “казик” и нашел другие клады в старых крепостях Кашгара, Йарканда и Хотана.
Положение людей, работавших на раскопках, было таким: десять — двадцать человек были связаны одной цепью; к их спинам прикреплялась корзина, на шеях — цепь, в руках была кирка. Они работали зимой и летом; на месяц им полагалось для еды одно решето проса; днем они работали, а ночью их заключали в темницу. Если вина человека была тягостной, то никто из его близких и посторонних не смел разговаривать с ним и передавать ему что-нибудь. Даже находившиеся с ним в одной цепи люди не могли говорить с ним. На каждую цепь [людей] ставили одного надзирателя, а /164а/ над десятью надзирателями стоял еще один. Всеми работами руководил один человек. Делом каждого из этих старших и младших надзирателей было бить, погонять людей, бросать в темницу и следить за их работой. Если [надзиратель] допускал малейшее послабление в отношения кого-либо, то его самого заключали в ту же цепь. От страха ни один надзиратель не мог ни к кому проявить сострадание и, кроме понуканий, не произносил лишнего слова.
Того человека, у кого вины было меньше, раз в неделю мог навестить один из родственников. Таким образом, соответственно степени вины каждому он (Аба Бакр) установил свои пределы поведения, которые человек не мог преступить без разрешения. Мужчинам и женщинам он находил работы, одной из которых была эта. Было еще много других работ, изложение которых вызовет негодование у читателей и, возможно, разум откажется их принять.
Прежде было упомянуто, что Шах бегим, Михр Нигар ханим, мой брат Мухаммад шах, сестра матери моего отца, которая доводится теткой также и Мирзе Аба Бакру, в то время, когда они ехали из Кабула в Бадахшан, попали в руки воинов Мирзы Аба Бакра. Он привел их в Кашгар. Его сестра, которую звали Хан Султан Султаним, была благочестивая женщина и всю свою жизнь провела в молениях богу. Он долгое время, кроме вина, ничего другого ей не давал. Когда жажда и голод доходили до крайности, и она была близка к смерти, то выпивала глоток вина и так продолжалось до тех пор, пока она не скончалась в мучениях.
Моего брата Мухаммад шаха он держал среди своих евнухов, пока ему не исполнилось пятнадцать лет. Затем он приказал воткнуть в его живот шашлычный шампур и бить колотушкой, пока [шампур] не вышел из спины и не воткнулся в стенку, /164б/ и там оставили его на пять дней, пока его тело не стало разлагаться. Если так случилось с его родной сестрой и племянником по брату, то чего только не могло произойти с Бегим и Ханим, которые были скромницами кельи целомудрия. Сколько бы я ни размышлял, перо не двигалось, чтобы описать их жизнь, и я не хотел омрачать сердца благородных читателей этого короткого рассказа изложением положения тех угнетенных, прощенных богом. Рассказывать еще о его жестокостях, исходящих от его мрачной натуры, значило бы утомить читателя.
Вместе с тем в отправлении религиозных предписаний, в благотворительных пожертвованиях и в уплате заката он был настолько прилежен, что не знал ни минуты покоя. При рассмотрении всех дел он обращался за фетвой и действовал благочестиво. Он брал фетву на каждое дело, которое порой бывало самым отвратительным. Он так представлял это дело, что в общем ему находилась законная форма. Если давали фетву — хорошо, в противном случае он разными ухищрениями убеждал обвиняемого в том, что тот заслуживает казни, и говорил ему, что хотя по шариату его положено казнить, он (Аба Бакр) из-за большого сострадания к нему не убивает его, а определяет на такую-то работу. Но та его работа бывала много хуже смерти. К числу тех дел, на которые он испрашивал фетву, относятся следующие, если, например, Амр нападет на Зайда с целью убить его, то последнему для своей защиты остается делать с Амром все, что он может, и избавить себя от вреда с его стороны. Согласно закону это допустимо. И еще, [предположим] Халид принадлежит к бунтовщикам и мятежникам. Его уход в другую страну станет причиной бунта в той стране. Правитель, чтобы предотвратить бунт и страдания народа, должен поступить так, чтобы /165а/ Халид не ушел в другую страну, и это допустимо законом. На основании этих двух фетв [Мирза Аба Бакр] убил три тысячи человек из жителей Чагирака[798], Узгенда, Маду [под тем предлогом], что они посягали на его жизнь. А нескольким тысячам других [людей] он отрубил ноги [потому, дескать, что], если эти люди убегут в другое владение, то это вызовет там мятеж, а так они не смогут бежать. Изложение всех его дел подобного рода не вместится [в эту книгу], разве что они будут записаны ангелами в тетрадь благих и дурных дел. Поэтому все сказанное, которое трогает сердца и удручает души, приведено здесь кратко.
Остальные мерзкие дела Мирзы Аба Бакра будут вскоре изложены.
ГЛАВА 29.
О ПРИБЫТИИ 'УБАЙДАЛЛАХ ХАНА, ИЗ ТУРКЕСТАНА В БУХАРУ. ОТЪЕЗД БАБУР ПАДИШАХА НА БИТВУ К КУЛ-И МАЛИК[799]; О СРАЖЕНИИ И ПОРАЖЕНИИ ПАДИШАХА И О ТОМ, ЧТО СЛУЧИЛОСЬ В ТО ВРЕМЯ
Когда [Бабур] Падишах в раджабе 917 (сентябре 1511) года сел на трон Самарканда, как это было изложено раньше, все известные люди и знать Мавераннахра бунтовали в душе против того, что [Падишах] подчиняется шаху Исма'илу и носит одежду туркмен-кизилбашей. Когда та зима подошла к концу и из-за беспрерывных дождей земля и время одели зеленый кафтан, узбеки выступили из Туркестана и двинулись на Ташкент. 'Убайдаллах хан ушел в Бухару по дороге Йетти Кудук[800]. Поскольку эмир Ахмад Касим кухба укрепил крепость Ташкента, то [Падишах] отправил на помощь Ташкенту группу [эмиров], вроде эмира Дуст Насира, Султан Мухаммада дулади и других, а сам направился в Бухару. /165б/ Когда он подошел к Бухаре, то 'Убайдаллах хан, получив известие о движении Падишаха, повернул поводья и вернулся назад той же дорогой, по которой прибыл. Падишах пустился вслед за ним, нагнал его в Кул-и Малике, и тот вынужден был остановиться. При 'Убайдаллах хане было три тысячи человек, а в войске Падишаха — сорок тысяч. 'Убайдаллах хан прочел до конца айат: <Сколько небольших отрядов победило отряд многочисленный с дозволения Аллаха[801]>, вернулся, и произошло большое сражение. Славный и всевышний Господь показал людям свою силу, в особенности людям, стоящим у власти, что им не следует кичиться обилием войска и снаряжением. Царь царей мира и абсолютный владыка (Аллах) поистине дает тому, кому захочет, и отбирает у того, у кого хочет.
'Убайдаллах хан с тремя тысячами уже испытавших поражение людей, которые за восемь месяцев раньше бежали от этого войска, разбил сорок тысяч человек, восседавших на прекрасных конях и полностью вооруженных. Это событие произошло в сафаре 913 (апрель — май 1512) года.
Падишах правил Самаркандом восемь месяцев. Когда он вернулся в Самарканд, то не смог поставить ногу пребывания на ступеньку трона Самарканда. Крайне расстроенный, он распрощался с самаркандским троном и ушел в Хисар. Он беспрерывно отправлял к [шаху] Исма'илу одного за другим послов, извещая о случившемся и прося помощи. Тот удовлетворил его просьбу и послал ему на помощь Мир Наджма, который был его амир ал-умара, с шестьюдесятью тысячами человек. В начале зимы упомянутого года они вновь выступили против узбеков. Когда они достигли Карши, то узнали, что Шайхим мирза, дядя 'Убайдаллах хана [по матери], укрепил крепость. Вначале они занялись осадой Карши /166а/ и овладели ею за короткое время. Они предали всеобщему избиению вместе с Шайхим мирзой все население Карши, как простых, так и благородных, как младенцев, так и взрослых.
Что касается узбекских султанов, то каждый из них у себя укрепил крепость. Джанибек султан укрепил крепость Гиждуван. Когда туркмены [кизилбаши] покончили с избиением Карши, они расспросили Падишаха о состоянии крепостей Мавераннахра. Падишах рассказал о каждой из них. Крепость Гиждуван они посчитали самой легкой [для захвата] и направились в Гиждуван. Как только об этом узнали остальные узбекские султаны, они в ту же ночь, когда Падишах и туркмены, расположившись вблизи Гиждувана, готовили орудия захвата крепости, вошли в Гиждуван. На рассвете, построившись в ряды, они в каждом квартале поставили заслон врагу. Эта сторона также выступила на бой. Поскольку узбеки находились в центре кварталов, то поле для битвы было узким. Спешившись, они начали стрелять с каждого угла. За час пятерня ислама окрутила руку ереси и неверия; знамена ислама поднялись на высокие ступени победы и триумфа. Ветер победы ислама опрокинул мрачные знамена неверных. Они разом потерпели поражение, и большая часть [туркмен-кизилбашей] была убита. [Узбеки] все прорехи, полученные ими в Карши от стрел [туркмен], закрыли мечом отмщения. Мир Наджма и туркмен они отправили в огонь преисподней. Падишах отступил в Хисар разбитым и удрученным.
Между Падишахом и теми могольскими эмирами, которые остались от [Са'ид] хана и предпочли служить Падишаху, [с одной стороны], и остальными моголами — [с другой], возникли разногласия. Изложение подробностей этих событий длинно, а краткое их описание таково. Однажды ночью Мир Аййуб бекджак, Мир Мухаммад, Йадгар мирза и Назар мирза вместе с остальными моголами /166б/ напали на Падишаха, и он, неодетый, с сотнями трудностей спасся в крепости Хисар. А те смели все, что нашли вне [крепости], и направились в сторону гор Каратегин.
У Падишаха не было сил отразить их. Закрепив крепость Хисар за своими надежными эмирами, он направился в Кундуз. Вся область Хисар, за исключением крепости, подпала под власть моголов. Поговорка моголов гласит: “Когда место не занято, свинья поднимается на вершину холма”. Каждая свинья заняла трон. Они вынули руку насилия и притеснения из рукава смуты и вражды и схватили пятерней распутства меч и имущество подданных. Один из уважаемых моголов, который был моим мулазимом, рассказывал: “Мне написали берат на получение фуража к одному из бедных людей Вахша. Я подъехал к его дому и показал ему берат. Он призадумался, затем вышел и показал мне около двухсот коней и соразмерно этому овец, верблюдов, рабов, домашнюю утварь, одежду, материи и сказал: “Я прошу отпустить меня с детьми и семьей в нижней одежде. Возьми все то, что здесь есть, и освободи меня от превышающей [это имущество] суммы, которая указана в берате”. Когда я начал считать, то [увидел, что] хотя имущество и вещи составляли значительную сумму, но она не доходила до половины суммы моего берата”. Этот [эпизод] показывает, какое насилие и притеснения чинили они. Все, что было у жителей Хисара из скота, имущества, зерна, они отобрали полностью и своим расточительством довели до уничтожения. Среди мусульман начался сильный голод. Во всем Хисаре осталось всего шестьдесят человек. Многие люди ели тела [людей], умерших естественной смертью. /167а/ Поскольку это были тела людей, умерших от голода, то в них не осталось питательности, тогда они убивали живых, если находили, и ели, пока сами не умирали. Итог порочных действий [тех моголов] из-за их низкой натуры оказался таким ужасным, что из тех тридцати-сорока тысяч человек остались только две тысячи. Остальные все исчезли в бездне моря гнева и под мечом отмщения обиженных. Их жены и дети попали в плен к узбекам и смиренно пребывают в покорности по сей день.
Некоторые подробности из этого краткого рассказа следующие. Вдобавок к бедствиям этой зимы, из-за постоянного и непрерывного снега равнины стали как горы, а горы — как равнины. Это заблудшее племя, являющееся свиньями в саду и горными медведями, сколько бы ни увеличивало свою жестокость, мало получало благ от этого и оказалось в затруднении также и в отношении зерна. Трава в степи осталась под снегом, так что лошади не находили корма, а зерна было мало и для [людей], потому что эти проклятые тоже обессилели.
Когда об их слабости узнал 'Убайдаллах хан, большинство деяний которого было связано с добрыми целями, то он, сочтя нужным устранить эти злодеяния для упорядочивания дел государства и установления справедливости, в конце зимы направился в Хисар. Когда сбившиеся с пути моголы узнали о выступлении узбеков, им некуда было идти, потому что они закрыли для себя путь к Падишаху, а свой приход в Андижан к [Са'ид] хану сочли нецелесообразным, ибо всякий раз, когда они являлись к хану на службу, каждый занимался своим делом и от этого теряли доверие [к себе], и рука их насилия оказывалась отрубленной, а ноги их смуты переломленными. Поэтому они не могли и думать о том, чтобы идти к хану. Вместе с тем дороги были завалены снегом. По этим причинам они укрепились в горах Сурхаба и Вахша[802]. С одной стороны /167б/ они были защищены рекой Сурхаб, с двух других — горами, а одну из сторон они доверили снегу.
Когда узбеки подошли ближе, они изучили местность вокруг них и нашли, что они укреплены. Как говорит мудрец: “Жизнь как снег под июльским солнцем” — с той стороны, на снег которой они рассчитывали, в те же два-три дня снег растаял, и в той теснине открылась довольно широкая дорога. Эта широкая дорога принесла радость [узбекам], а тем смутьянам — чрезвычайные трудности. На рассвете по этой дороге на них напали узбеки. Когда [моголы] увидели это, то кинулись в воду. Стихи:
Большая часть тех смутьянов попала по водной глади в пламя ада. Из них спаслись немногие. Тот, кто бросился в воду, от удара сверкающего меча отправился в пламя ада, а тот, кто остался в живых, оказался в жалком положении пленника. То, что они причиняли народу Хисара в течение года, могущественный Аллах воздал им через 'Убайдаллах хана в один час. Стихи:
Во всяком случае следствие дурных дел будет такое, а конец их завершится крахом. Стихи:
Те, которые спаслись из реки Хисара и от сверкающего меча, явились к [Са'ид] хану в Андижан в таком состоянии, которое описывалось выше, вернее, его невозможно было описать.
Я слышал от Мир Аййуб бекджака, который говорил: “Когда я испытал на себе гнет моголов и воочию увидел их обращение с народом, то не раз с рыданиями молил Господа, чтобы он скорее ниспослал на них какое-нибудь несчастье, /168а/ чтобы оно послужило причиной спасения мусульман”.
Цель изложения этих событий — показать вершителям дел и правителям, как важно воздерживаться, от насилия, которое разрушает жизнь и государство, и творить справедливость, которая является основой стойкости государства и упрочивает жизнь. <Божья помощь — это редкая вещь, она дается только заслуживающему рабу>.
“Короче говоря, из-за злополучия тех людей Хисар ушел из рук Падишаха и стал принадлежать узбекам. Пока Падишах на что то надеялся, он кое-как пребывал в Кундузе, хотя испытывал большую нужду во всем”. Той областью владел Мирза хан. Несмотря на полное повиновение Падишаху, он не мог, проявляя человечность, оставить ему область. Падишах, благодаря своей врожденной чуткости, понял эти его трудности и не стал претендовать на владение Мирза хана. Поскольку он потерял надежду на Хисар, то вернулся в Кабул.
Когда Падишах овладел Мавераннахром, он отдал Кабул Султан Насиру мирзе. Султан Насир мирза находился в Кабуле. Как только пришла весть о приближении Падишаха, он поспешил выйти встретить его и, положив чувства преданности на блюдо прошения, сказал: “Сей раб во всех делах считал и будет считать для себя короной гордости подошву искренности и служения Вам. Кабул является благословенным и счастливым местом. Вы поставили ногу счастья на трон государства из этого основания и доверили его мне. Однако согласно превратностям судьбы и вращению неба Вам пришлось вернуться сюда, [знайте], что я это владение, подобно государственной казне, содержал в порядке ради такого случая. Если Вы соблаговолите издать высочайший указ, то я вернусь к своему основному местопребыванию, которым является Газнин. Если же Вы сочтете нужным определить меня на какие-либо другие дела, исправление которых необходимо, то я буду еще более рад”. /168б/ Падишах, чувствуя в своей славной душе большую признательность к Султан Насиру мирзе за проявленную им человечность, обласкал его и разрешил вернуться в Газнин. Султан Насир мирза в те же дни скончался. Из-за Газнина среди эмиров возникли разногласия, о чем еще будет сказано. Сам же Падишах пребывал в Кабуле, пока не был взят Кандагар, а потом был завоеван Хиндустан, о каждом из которых пойдет речь в своем месте.
ГЛАВА 30.
КРАТКО О МОЕМ ДЯДЕ САЙЙИД МУХАММАДЕ МИРЗЕ, <ДА ПОКРОЕТ АЛЛАХ ЕГО СВОИМ ПРОЩЕНИЕМ>
До этого говорилось, что [Са'ид] хан четырнадцатого сафара 917 (13 мая 1511) года, расставшись с Бабур Падишахом, уехал в Андижан. Была одержана победа в битве при Кашгаре. В это же время Падишах взял Самарканд. Область Андижан освободилась для хана. При рассказе о сыновьях Султан Ахмад хана было сказано, что Султан Халил султан, оказавшись в безвыходном положении, приехал в Андижан. У Джанибек султана несколько повредился разум от того, что он упал с лошади и ударился головой об землю. В то время и прибыл Султан Халил султан. Джанибек султан приказал, чтобы мой дядя Саййид Мухаммад мирза, Султан 'Али Мирза бекджак и Тубра нуйагут убили [Султан Халил] султана. [Джанибек султан] хотел быть уверенным в том, что они порвали с моголами, иначе, как только им представится возможность, они поднимут мятеж и присоединятся к могольским хаканам. Эти трое, боясь за свою жизнь, утопили Султан Халил султана в реке Ахси. Он был младшим родным братом [Са'ид] хана. Пока на стороне шли битвы с врагами и происходили разные волнения эти трое, в общем, жили здесь спокойно. Так как самым сильным врагом были узбеки, и они /169а/ стянули одежду милосердия с простора государства, эти трое обеспокоились, что [Са'ид] хан будет мстить им. К тому же хан убил Тубру, когда тот был пьян. Причина была следующая. Тубра был человеком необразованным, никогда не прислуживал хаканам, всегда проводил время в степях Моголистана и Узбекистана, занимаясь казакованием, охраной границ, и никогда не поднимался на высокую ступень эмирства. В это время он возомнил себя одним из столпов государства и полагал, что говорить приятные и ласковые слова правителю есть признак лести, лесть же — одно из порицаемых качеств учеников. Говорить же дерзко — есть признак силы, и грубый разговор и несоблюдение норм уважения правителя возвеличат его в глазах людей. Вот такого рода мысли укрепились в его сердце. Его мозг наполнился бреднями гордости. Несмотря на страх и болезнь, он сделал своим лозунгом дерзость языка и скверный характер. Однажды, когда из-за большого количества выпитого вина разум его помутился, а его место заняли высокомерие и зло, что было в голове у трезвого Тубры, сейчас стало разбрасывать искры пламени злобы, и он начал говорить всякий вздор. [Са'ид] хан вежливо уговаривал его, что, дескать, не место здесь этим бредням и не следует в такой степени проявлять дерзость и злонравие, однако пользы это не принесло. В ответ Тубра сказал: “На какие великие дела может сегодня претендовать преемник трона, если его предки не создали войско, дело которого он довел бы до конца? На что способны эти несколько сыновей и 169б какие дела они могут вершить”? Когда он ответил [Са'ид] хану таким образом, то пламя гнева хана сожгло гумно его терпения и молчания, и его пепел ослепил глаза жизни Тубры. Тут же был издан действующий как рок приказ, чтобы с головы этого молодца сняли груз жизни и, отрубив ему голову, повесили над воротами в назидание всем, чтобы никто не поступал против норм приличия и чтобы никто свои дела не решал вне этих норм.
[797] “Та'рих-и джахангушай” 'Ала'аддин Ата Малика б. Баха'аддин Мухаммада ал-Джувайни (623/1225 — 681/1283) — история монголов от возвышения Чингиз хана до экспедиции Хулагу хана против исмаилитов в 654/1256 г. (Стори, т. II, с. 759 — 700).
[798] Чагирак — имеется н виду место проживания многочисленного и богатого кочевого племени чагирак — Ферганская долина, выше Андижана. (Машрапов Т. Т. “Та'рих-и Рашиди” Мирзы Хайдара о ферганских киргизах // ОНУ. 1986. № 12. С. 44 и сл.).
[799] Кул-и Малик — расположен между Бухарой и Самаркандом.
[800] Йетти-кудук. В “Зафар-наме” упоминается Йетти-кудук вблизи Джизака (Дизаха) — ташкентское издание “Зафар-наме”, с. 272.
[801] Коран, II, 250(249).
[802] Добавлено по Л1 121а; Л2 126б, R 263