Читать книгу «Та'рих-и Рашиди» онлайн.
Байт:
Так как от требования свидания с ним постоянно поднималась пыль ссоры и обиды — байт:
и я поневоле убирал ногу под подол уединения в келье разлуки и вкушал горечь яда терпения. Байт:
И для своего успокоения ночью я ходил около его двора. Байт:
А дни я проводил в прогулках по саду и в созерцании цветов. [Стих]:
Если я видел травку, то вспоминал его нежный пушок [над губой] и лил слезы, подобно весенней тучке. Стихи:
Если я видел родник, он напоминал мне чистую воду свидания с ним, и я был готов выпить его залпом. Стихи:
Если кипарис и роза возникали перед моим взором от напоминания о его стане и лице я исторгал стон. Рубаи:
Вывод из этих слов таков: согласно правилам любви, обычаю влюбленного и привычке возлюбленной — мисра:
Где же предел влюбленности? Ведь нет конца [у его чувств] к возлюбленной, чтобы несчастный влюбленный, приложив крайнее старание, достиг бы желаемого. Стихи:
Поскольку удлинение этой речи не вмещается в листы этого краткого повествования, которое представляет собой описание удивительных событий времен вращения непостоянного неба, — байт:
поэтому мы возвращаемся к довершению повести.
Итак, хан пребывал в Кабуле и был близким другом и собеседником [Бабур] Падишаха. Между этими двумя благородными особами /147б/ существовала дружба, согласие, любовь и доверие в самой высшей степени. Славное прибытие хана в Кабул произошло в ша'бане 914 (ноябрь — декабрь 1508) года, и он оставался в Кабуле до рамазана 916[772] (декабрь 1510) года, когда Шахибек хан был убит Шах Исма'илом, как будет описано дальше.
ГЛАВА 19.
КРАТКО О ЖИЗНИ МИРЗА ХАНА В БАДАХШАНЕ И УХОД СЕГО ПОВЕСТВОВАТЕЛЯ ЭТОГО РАССКАЗА ИЗ БАДАХШАНА В КАБУЛ
До того, как было рассказано о событиях, [касающихся Са'ид] хана, было написано, что через восемнадцать дней после проследования хана в Кабул, я прибыл [в Кала-йи Зафар].
Жизнь Мирза хана в той крепости быта очень стесненной из-за отсутствия средств и замышляющих дурное людей Бадахшана. Танги Бала — самое укрепленное место у хазарейцев, отошло к Кашгару, как это будет описано дальше, а равнины Бадахшана, являющиеся местом земледелия и житницей Бадахшана, отошли к дивану узбеков, а то, что осталось, из страха перед теми [узбеками и кашгарцами] пришло в упадок. А [в те места], которые остались от этих двух — от барса горы насилия и акулы моря гнета, то есть от узбеков и кашгарцев, — <люди Бадахшана[773] привели некоего “Гасителя света” (“Чирак-куш”) по имени Шах Разиаддин и возвели его на царство. Он открыто объявил религией ересь и овладел большей частью того, что осталось от тех двух тиранов, а Мирза хан, угнетенный мусульманин, оказался посередине. У него не было источника средств для жизни, достаточного хотя бы на самое малое. Кое-как прошла та зима. Примерно ранней весной среди приверженцев Шах Разиаддина произошли разногласия, и дошло до такой крайности, что они отрезали ему голову и принесли ее Мирза хану.
В общем с расколом еретиков [Мирза хан] немного обрел силы. Та весна прошла. Был конец тирмаха[774] — июня, — когда от Бабур Падишаха к Мирза хану прибыло предписание. Содержание его таково: “Сын мужа сестры [моей матери], то есть Мухаммад Хусайна мирзы, находится у тебя. Так как твои границы примыкают к пределам узбеков и постоянный страх и опасения от угрозы с их стороны уносят мое спокойствие, то пребывание его там явно невозможно. Его следует /148а/ отправить к нам”.
Когда Мирза хан отправлял меня в Кабул, он после многих стараний смог выдать мне только одно нарядное платье и отпустил меня.
В те дни произошла удивительно счастливая случайность. Как ранее уже было описано, в лангаре Мир Имада, подвластного Хисару, я упал, и локоть выскочил наружу. В Пушанге, где руку заново сломали, потом вставили, боль хотя и успокоилась, однако кривизна не выпрямилась, и моя рука не сгибалась настолько, чтобы достать лицо, и не выпрямлялась настолько, чтобы я мог взять в руки лук. В ту весну, когда я был у Мирзы хана, одни бадахшанец украл у узбеков двухлетнего коня, подарил его Мирза хану, а тот отдал его мне. Однажды Мирза отправился на прогулку верхом на лошади, и я тоже сопровождал его верхом на том самом коне. Во время пути какая-то колючка впилась в его щекотное место. Он несколько раз подпрыгнул, моих сил не хватило удержать поводья, и удерживающие поводья выскользнули из руки твердости. Я упал на землю на ту самую раненую руку и услышал, как хрустнул сломанный локоть. Это привело к тому, что я потерял сознание. Через некоторое время, когда я пришел в себя, то увидел, что Мирза хан, положив мою голову на свои колени, спрашивает о моем состоянии. Когда я [окончательно] пришел в себя, мне подвесили руку и увезли в Кала-йи Зафар. Привели костоправов. Когда они рассматривали мою руку, она была искривлена, а через некоторое время рука вернулась к прежнему нормальному состоянию и никакого повреждения не осталось. И это было одним из удивительных дел.
Итак, в начале месяца раджаб, расставшись с Мирза ханом, я отправился из Кала-йи Зафар в Кабул. Меня сопровождали шестнадцать человек. У нас было две лошади и больше /148б/ никаких вещей не было. Не было даже и такого количества вещей, чтобы ночью облокотиться на них. У Маулана Мухаммада, который был для нас за отца, не было других вещей, кроме единственной шали, которую носят самые бедные люди Бадахшана. Об остальном великолепии можно судить из этого.
Когда мы достигли Кабула, нас встретил Ширим Тагай, который одинаково приходился дядей по материнской линии [Бабур] Падишаху и мне. Он был “умдаг ал-мулк” — “опорой государства” — Падишаха. С большим почетом и уважением он поместил нас в своем доме и проявлял ко мне величайшее почтение и человечность. Затем [Бабур] Падишах прислал человека [с сообщением], что через три дня наступит счастливый час, а когда этот счастливый час настанет, то он пошлет за мной. После того, как луна удачи и светило счастья снова вернулись из затмения в созвездие благополучия и счастья, прибыл приказ: “Пусть он удостоится чести услужения”. Когда я прибыл в услужение к Падишаху и его взгляд, несущий счастье, обратился на меня, от избытка любви и предельного сострадания он стал рассыпать из глаз своих, видящих счастье и дарящих жемчуг, рассыпанные жемчужины, подобные нанизанным на нить перлам. Он благосклонно обратился в мою сторону и протянул мне навстречу руку милости. После того, как я, преклонив колени, пошел к нему навстречу, он заключил меня в объятия сострадания и прижал к груди с отцовской любовью. Некоторое время он держал меня в таком положении, не позволил больше мне совершать церемонию поклона и посадил меня рядом с собой. Некоторое время от крайней чувствительности своего сердца, в той же упомянутой манере он рассыпал [из глаз] жемчуг. Одновременно он говорил: “Ты, пережив горечь мученической смерти бека — мужа моей тетки, хана — моего наставника, братьев и родственников, слава Аллаху, прибыл ко мне невредимым. Теперь совершенно не надо печалиться о разлуке с ними, потому что я являюсь наилучшей заменой им. И все, что можно было ожидать от их любви и сострадания к тебе, я дам тебе в большей мере, чем они”. И он отнесся ко мне с такой любовью /149а/ и одарил меня такими милостями, что вся печаль сиротства и бедствия скитаний целиком ушли из моего сердца. Он спросил: “Кто позаботился о тебе и помог бежать?” Я сказал: “Мой учитель Маулана Мухаммад Садр”. Он приказал. “Позовите его!” Когда его счастливый взгляд упал на Маулана Мухаммада, он воскликнул: “Этот Маулана Садр? Да, от него это можно было ждать”. Он узнал его, удостоил большою внимания и снова расспросил о деталях происшествия, и Маулана Мухаммад повторил [рассказ]. Все выразили восторг. [Падишах] беспредельно осчастливил его, уверив в своей благосклонности. Потом Падишах взглянул на меня и сказал: “Ты еще не навестил Султан Са'ид хана”, — и приказал одному из близких ему людей: “Доставь его в распоряжение Султана”. Я отправился с этим человеком, засвидетельствовал свое почтение хану и, обретя счастье от его взгляда, вернулся обратно к Падишаху. После того, как я посидел немного с Падишахом, его царская милость разрешила мне отправиться к месту моего пребывания. Когда я вышел из помещения, какой-то человек решительно выступил мне навстречу, выражая величайшую почтительность, и сказал: “Меня определили заботиться о Вас в том доме, который Падишах назначил для Вас”, Он пошел вперед и привел меня в один, очень красивый дом. В комнатах были расстелены ковры и заботливо разложены подушки. В том доме было столько собрано и приготовлено вещей для отдыха — съестных припасов, одежды, слуг и вольноотпущенников, что могло хватить на все. Каким языком можно выразить благодарность за то, когда после таких трудностей и бедствий, из-за которых можно было задохнуться, а душа находилась в тисках, [человек] оказывается на таком просторе, где уготованы разнообразные блага и покой. Да воздаст ему Аллах добром!
Таким образом /149б/ много времени <я провел в Кабуле[775] в спокойствии и благополучии на службе у Падишаха. Он постоянно добром и лаской, обещанием милости или строгим предупреждением побуждал меня приобретать знания. Если он замечал, что я приобрел немного знаний, он старался умножить свои милости, всем говорил об этом и требовал одобрения. В то время он относился ко мне с такой любовью и состраданием, какие могут проявлять только нежные родители по отношению к своим родным детям. Благодаря милости Падишаха я никогда не вспоминал то тяжелое время, которое было наполнено днями горечи и несчастья.
С того времени до 918 (1512 — 1513) года я находился в услужении у Падишаха. И если он выезжал на коне, то удостаивал меня чести сопровождать его, если же он устраивал собрания, то обязательно делал меня своим собеседником. Одним словом, при всех обстоятельствах он не разлучался со мной, за исключением моих занятий, а когда я освобождался от уроков, за мной приходил человек, и таким образом он постоянно проявлял отеческую заботу обо мне.
ГЛАВА 20.
УПОМИНАНИЕ О ПОХОДЕ ШАХИБЕК ХАНА ПРОТИВ КАЗАХОВ И О РАССТРОЙСТВЕ ЕГО ДЕЛА
Когда Шахибек хан, наполнив чаши жизни ханов <и моего отца[776] вином мученической смерти, заставил их испить его и даже выпить залпом, то, как говорят: “Вино, которым ты поишь других, выпьешь и сам”, чаша его жизни тоже наполнилась, счастье отвернулось от него, кубок его благополучия опрокинулся и остаток того [вина], которым он напоил их, залпом выпил сам. Стихи:
Подробности этого таковы: когда он успокоил свою душу насчет дел ханов и моего отца, то погнал коня могущества во все стороны, пускал стрелы наказания повсюду и как хотел, так и поступал. /150а/
Зимой 915 (ноябрь 1509 — февраль 1510) года он пошел на казахов. Хотя в то время их ханом был Бурундук хан, однако [фактически] правил Касим хан. Несмотря на свое величие, у Шахибек хана не было силы противостоять ему. Численность войска [Шахибек хана] в то время превышала двести тысяч. Поскольку наступила зима, то все [его воины] из-за фуража для животных пребывали в разных местах. В разгар зимы Шахибек хан то уходил, то возвращался, совершая волчьи набеги. Это он делал для того, чтобы противник не мог приближаться к его владениям. Последний раз он устроил набег в упомянутом выше году, когда у коней его войска силы совершенно иссякли. Оставшись сам около Кук Кашане[777], он выделил группу воинов с конями, у которых еще остались силы, и отправил их вперед. На них напали несколько человек, взяли их в плен и увели как добычу.
Однажды, выпасая лошадей, [воины Шахибека] получили известие о том, что поблизости находится Касим хан, и испугались. Один из эмиров Касим хана Буйун Пир Хасан, услышав о набеге Шайбана, двинулся, со своими людьми против той группы и пустил слух, что прибыл Касим хан и показался им издали со своим войском. Воины Шахибек хана, подумав, что, возможно, подошел сам Касим хан и побросав все, что захватили, опустошенные добрались до Шахибек хана с вестью о прибытии Касим хана. Шахибек хан тут же ударил в барабан ухода и не пытался получить другие вести. Кто не смог, отстал, кто смог, ушел, и таким образом, разбитые и разрозненные, они в конце зимы добрались до Самарканда. Сам [Шахибек хан] направился в Хорасан и провел там весну, а в начале месяца тир 916 (третья декада июня 1510) года он повел войско на хазаре, но сколько бы он ни искал их в горах Хазаре, не нашел и следа от них, так как хазаре [скрывались] в местах, обнаружить которые было невозможно. При возвращении им пришлось идти по краю ущелья, по дну которого протекала река Тилман[778]. Дорог для спуска в ущелье было мало и те очень узкие. Спуститься и доставить воду такому многочисленному войску /150б/ по одной или двум тропкам было очень трудно. Так шли они несколько дней и из-за недостатка воды лишились сил. Погибло много лошадей. Это войско также потерпело неудачу и вернулось в Хорасан. Поскольку была зима и войско постигло тяжкое испытание, [Шахибек] разрешил всем воинам разойтись по своим домам. Они рассеялись [по территории] от окраин Туркестана до пределов Ирака и Кермана. Тем временем пришло известие о выступлении шаха Исма'ила на Хорасан. Так как войско было распущено, то [Шахибек хан] счел нецелесообразным оставаться в Герате. Он разослал гонцов в разные стороны для сбора войска и приказал, чтобы султаны и эмиры собрались в Мерве, и сам направился туда же. Когда он прибыл в Мерв, следом за ним подоспел и шах Исма'ил, о чем вскоре будет изложено, <если будет угодно Аллаху>.
ГЛАВА 21.
НАЧАЛО РАСПРЕЙ МЕЖДУ ШАХ ИСМА'ИЛОМ И ШАХИБЕК ХАНОМ И ГИБЕЛЬ ПОСЛЕДНЕГО
В начале книги при упоминании падишахов было написано о государях, которые правили в 915 (1509 — 1510) году в каждой стране. В том числе [было сказано], что шах Исма'ил укрепил свою власть в Ираке, искоренил установления шариата в <городах Ирака и совершал поголовные избиения людей. Изложение его злодеяний не умещается в этом кратком [повествовании]. Когда границы владений Шахибек хана приблизились к Ираку, то узбеки стали совершать набеги на большинство пограничных с Хорасаном [районов]. Шах Исма'ил послал человека к Шахибек хану с дорогими дарами и письмом, в котором писал: “Прежде никогда прах раздора не покрывал умы двух сторон, чтобы от этого поднялась пыль вражды. Если та сторона будет придерживаться отцовских отношений, то эта сторона не преступит границ сыновней привязанности. Стих:
[772] Приведено по Л2 135б; Л3 112б
[773] Приведено по Л2 135б; Л3 112б
[774] Тирмах — месяц июнь.
[775] Приведено по Л2 137а, Л3 114а
[776] Добавлено по Л1 110б, Л2 137а, Л3 114а
[777] Кук Кашане — название здания своеобразной архитектуры, построенного из жженого кирпича с орнаментацией из синей кошмы, расположенного вблизи Сыгнака, километрах в восьми по направлению к Тюмень-Арыку в Казахстане. (Материалы, с. 516, примеч. 21).
[778] Тилман — горная река в Афганистане, к юго-западу ст Кабула.