Читать книгу «Та'рих-и Рашиди» онлайн.

Когда [Бабур] Падишах ушел в Хорасан, до середины зимы в Кабуле было спокойно, и Падишах долго оставался в Хорасане. [В Кабул] поступали различные известия о нем, а дороги из-за разбойников [из племени] хазара были закрыты.

Ранее при перечислении детей Йунус хана упоминалось, что у него было пять дочерей и двое сыновей, а что касается трех дочерей, то [первая из них] — Михр Нигар ханим, о которой упомянуто выше, прибыла из Самарканда с Шах бегим и находилась в это время в Кабуле. Другая — Кутлук Нигар ханим, мать Бабур Падишаха, которая скончалась перед приездом в Кабул Шах бегим, [Михр Нигар] ханим и моего отца. Третья — мать сего раба [Мирза Хайдара], скончавшаяся в благополучные времена в Ташкенте, как уже упоминалось. Эти три дочери Йунус хана были от Исан Даулат бегим. Султан Махмуд хан, Султан Ахмад хан и Султан Нигар ханим, которая является женой Мирзы Султан Махмуда сына Мирзы Султан Абу Са'ида и матерью Мирза хана, и Даулат султан ханим, являющаяся женой Тимур султана сына Шахибек хана, как уже упоминалось, — все четверо были [дети] от упомянутой Шах бегим. Итак, Шах бегим приходилась неродной бабкой Бабур Падишаху и этому ничтожному, а для Мирзы хана она была родной бабушкой. С того времени, как [Бабур] Падишах был разбит ханами и ушел в горы Хисара, Мирза хан присоединился к Падишаху в той горной стране и до сего времени находился вместе с ним. Падишах относился к нему милостиво, как к своему сыну, потому что его отец с отцом и матерью Бабур Падишаха были родные, /128б/ о чем уже сказано. Из-за стесненности в средствах он [отстал] от [Бабур] Падишаха в той поездке и оставался при бабке, Шах бегим. Когда в середине зимы начали приходить разные известия о [Бабур] Падишахе и о мирзах Хорасана, сердце Шах бегим охватила материнская любовь. У нее появилось следующее намерение, так как [Бабур] Падишах в Хорасане оказался в руках у мирз, то по той причине, что между Султан Хусайном мирзой и Султан Абу Са'идом мирзой существовала вражда и лилась кровь, [Бабур] Падишах не сможет уйти из их рук; вместе с тем появились также соответствующие этому ложные слухи и настало [в конце концов] время, чтобы сделать Мирза хана государем вместо [Бабур] Падишаха. Когда завели разговор об этом с моим отцом, он решительно отверг это. Распря дошла до предела, начались обиды и притеснения. Обиды Шах бегим стали обидой ханов, и это было тяжело моему отцу. Когда [дело] дошло до предела, мой отец сказал: “Мое запрещение не заставит их воздержаться [от смуты], поэтому я не возьму на себя эта дело”. После продолжавшихся целый месяц споров дело было решено. И когда к моему отцу из Кабульской крепости пришли эмиры Бабур Падишаха, ежедневно являвшиеся к нему на службу по установленному обычаю, он тайно сказал им, чтобы они больше не приходили. Когда эмиры вернулись в крепость, мой отец ушел в местность Аб-Баран, находившуюся от Кабула на расстоянии одного дня пути, и устранился от этого дела. Шах бегим и еще группа моголов провозгласили хутбу на имя Мирза хана и стали готовиться к захвату крепости Кабула. Произошли стычки. [Шах] бегим отправила к моему отцу человека с настоятельным требованием. Когда эта настойчивость и упорство преступили все границы, мой отец поневоле приехал, и двадцать четыре дня они осаждали Кабульскую крепость. В это время вернулся [Бабур] Падишах, о чем будет изчожено дальше.

ГЛАВА 11.

УХОД [БАБУР] ПАДИШАХА В ХОРАСАН /129а/ И ВОЗВРАЩЕНИЕ ПАДИШАХА ИЗ ХОРАСАНА В КАБУЛ

Когда [Бабур] Падишах ушел вслед за Джахангир мирзой они встретились в горах Хазара и устроили совещание. Они пришли к тому мнению, что следует идти в Хорасан, возможно, что со своей силой они смогут еще раз выступить против Шахибек хана. С этим намерением они и отправились в Хорасан. Когда они пришли в Хорасан, люди Хорасана хорошо встретили этих двух братьев, и мирзы также крайне обрадовались их приходу. Но согласия между мирзами Хорасана не наступило[740]. Когда [Бабур] Падишах понял, что согласия не будет, а без согласия никакое дело не устроится, к тому же еще Джахангир мирза от чрезмерного употребления вина заболел кровавым поносом и горячкой — по людской молве Хадича бегим по старой своей привычке положила ему в вино яд — по всем этим причинам [Бабур] Падишах испросил разрешения у некоторых людей и направился в Кабул. В горах Хазара он получил известие, что Мирза хан и Мухаммад Хусайн мирза осаждают Кабул. Все грузы и ношу он оставил Мирза Джахангиру, который был болен и ехал на носилках, и с небольшим количеством людей выступил вперед. Перевал Гиндукуш был полон снега. Преодолев все трудности, они перешли его и быстро, форсированным маршем направились в Кабул и однажды на рассвете обрушились на него. Все, кто находился вне [крепости] и плотно окружал ее, попрятались по разным местам, а люди, бывшие внутри [крепости], вышли из нее и растащили все, что было внутри и снаружи. [Бабур] Падишах, счастливое существо которого было само благородство, без промедления и обиды, радостный и доброжелательный вошел к неродной бабке, которая отвернула от него свою любовь и сделала вместо него государем своего родного внука. Шах бегим, взволнованная и пристыженная, не знала, что сказать. [Бабур] Падишах пал на колени, поздоровался со всей любовью и сказал: “Если благодетельница-мать проявит милость к одному из сыновей, то другой сын как может обижаться на это? /129б/ Веление матери во всех отношениях обязательно для детей”. И прибавив: <Я не спал всю ночь, прошел много дорог”, он положил голову в объятья Шах бегим, намереваясь уснуть. Это было сделано, чтобы успокоить [Шах] бегим, <да воздаст тебе Аллах добром >. Он еще не уснул, как пришла Михр Нигар ханим, родная тетка [Бабур] Падишаха. Падишах вскочил и быстро, с любовью поздоровался со своей дорогой тетей. Ханим сказала: “Твои дети и домочадцы жаждут тебя видеть. Благодарим Аллаха за то, что мы удостоились видеть тебя. Поднимись и иди в крепость к своим домочадцам, и мы также придем туда”. [Бабур] ушел в крепость. Эмиры и весь народ поспешили выразить благодарность за божескую милость и помазали глаза свои прахом из-под ног великодушного Падишаха. Вслед за ним пришла [Михр Нигар] ханим, захватив с собой Мирза хана и моего отца. Когда они приблизились [к крепости], [Бабур] Падишах вышел навстречу [Михр Нигар] ханим. Ханим сказала: “О душа матери! Я привела к тебе грешного мужа моей сестры и твоего несчастного брата, что ты скажешь?” — и она указала на моего отца. Когда [Бабур] Падишах увидел моего отца, он поспешно, с поклоном, как было принято раньше, пошел к нему навстречу. Смеясь и радуясь, он обнял его и любезно стал расспрашивать о здоровье. После этого он обратился к Мирза хану и ему также выразил любовь и великодушие. Проявляя благородство и доброту, он великодушно побеседовал с ними и предоставил им свободу выбора: остаться у него или уйти. Лик пребывания здесь из-за краски стыда не был виден в зеркале их воображения. Сколько бы великодушный Падишах ни старался счищать с них краску стыда полировкой благородства и человечности, ржавчина стыда, которая от их неблаговидных поступков осела на зеркале надежд, не счищалась. Мой отец и Мирза хан испросили разрешения уйти в Кандагар, а Шах бегим и [Михр Нигар] ханим удержали здесь настойчивыми уговорами и приглашениями.

Когда они достигли Кандагара, Мирза хан остался в Кандагаре, а мой отец прошел в сторону Фараха и Систана с намерением отправиться в благословенную Мекку[741], как было решено ранее в Хорасане. Когда он достиг Фараха, пришло известие о завоевании Шахибек ханом Хорасана и об /130а/ истреблении Чагатаев. Дороги стали опасными, горные проходы были преграждены, и это намерение [отца] не смогло осуществиться. Эти события произошли в 912 (1506 — 1507) году.

ГЛАВА 12.

УПОМИНАНИЕ О СОБЫТИЯХ, [КАСАЮЩИХСЯ БАБУР] ПАДИШАХА В ТОТ ГОД, КОГДА ОН БЫЛ В КАБУЛЕ, И ОТДЕЛЬНЫЕ РАССКАЗЫ, КОТОРЫЕ ИМЕЮТ К ЭТОМУ ОТНОШЕНИЕ

Падишах пребывал в Кабуле на престоле царствования и на троне великодушия. Краткое описание Падишаха в Кабуле следующее. Ранее уже упоминалось, что в 909 (1503 — 1504) году он освободил Кабул от Муким б. Зуннун Аргуна. С ним было войско Хусрау шаха — около двадцати тысяч человек; Кабул не смог вместить его, поэтому оно направилось в Хиндустан.

То войско из-за незнакомых дорог попало в места, где было мало продуктов питания. Большинство коней из войска погибло. Хотя то войско не вело сражений, но понесло большие потери. Когда они вернулись в Кабул, большая часть войска Хусрау шаха рассеялась. Приезд в Кабул Шах бегим и моего отца, а также отъезд Падишаха в Хорасан, описание которого было впереди, также произошли в это время.

После того, как мы [с отцом] уехали в Кандагар, в результате этих событий люди и Падишах оказались в очень тяжелом положении. Жизнь проходила в крайней скудости. К тому же умер и Джахангир мирза, который был в то время опорой Падишаха в его делах. После того, как произошли все эти события, [Бабур Падишах] стал искать какую-нибудь силу, на которую можно было опереться, чтобы утвердиться в Кабуле, и он послал в Кандагар человека к Шах беку. Шах бек был сыном Зуннун Аргуна. Зуннун был одним из видных эмиров Мирза Султан Хусайна. В течение тридцати лет он независимо правил от имени Султана Хусайна в Кандагаре и Заминдаваре. Хотя он был человеком храбрым и умным, но крайне скупым; за это время он накопил бесчисленные богатства. Он отправился в Хорасан, чтобы служить мирзам. Когда Шахибек хан пошел на Герат, /130б/ он один выступил против него, сразился с передовым отрядом узбекского войска и в том сражении был убит. А в Кандагаре вместо него утвердился его сын Шах бек. Падишах отправил к Шах беку человека с уведомлением, что так как потомки Мирза Султан Хусайна устранены, то он [Шах бек] должен держать открытыми врата покорности и служения [Бабур Падишаху], потому что в настоящее время в доме его царствования нет более подходящего человека, чем он, который стал бы во главе правления. Однако сколько бы [Бабур] ни отправлял к нему подобные увещеваний, тот отказывался, так как он ставил себя выше того, чтобы служить кому-либо. В конце концов дело кончилось войной. Падишах отправился в Кандагар и недалеко от Кандагара дал сражение. Произошла большая битва. Наконец, ветры победы подняли знамя счастья Падишаха до небес завоевания, а глаза воинов Шах бека засыпало прахом поражения. Они пришли в такое замешательство[742], что не смогли вернуться в крепость Кандагара, и не имея ничего, поплелись в сторону Сави, сменив счастье на несчастье. В руки Падишаха попали такие сокровища, что он выделил каждому воину по шахрухи. Мирза хан, который оставался в Кандагаре, снова присоединился к Падишаху. Падишах с полной удачей и с большой добычей, во всем великолепии вернулся в Кабул, а Кандагар отдал Султан Насиру мирзе, младшему брату Джахангира мирзы.

Когда [Бабур Падишах] прибыл в Кабул, из Бадахшана поступило известие, что вилайат Хусрау шаха отошел к узбекам. Некоторые из жителей Бадахшана не покорились узбекам, несколько раз они наносили поражение узбекскому войску, и каждый из глав тысячной [части войска] захватив власть в каком-то одном месте, вешал узбеков. Главою над ними был Зубайр Раги.

Шах бегим могла претендовать на Бадахшан по той причине, что [по ее словам]: “Это мое наследованное владение уже три тысячи лет. Хотя я женщина и не достойна царствовать, но у меня есть внук — Мирза хан, и люди не откажутся от меня и моего сына”. И Падишах разрешил Шах бегим /131а/ и Мирза хану уйти в Бадахшан. Мой брат — Мухаммад шах — находился в услужении у [Шах] бегим, они его также увели с собой. Когда они приблизились к Бадахшану, то отправили Мирза хана к Зубайру Раги, чтобы сообщить о [Шах] бегим и ее намерениях.

Когда Мирза хан отделился от них, из Кашгара прибыло войско Мирза Аба Бакра, и всех людей, которые были с бегим и ханим, схватили и увели. Мирза хан ушел к Зубайру. Вначале тот принял его с уважением, а потом стал относиться к нему по-иному, так что, кроме двух-трех слуг, около него никого не оставил. Прошло некоторое время, после чего Йусуф 'Али кукалдаш дивана, старинный мулазим Мирза хана, договорился с восемнадцатью другими людьми, и однажды ночью они напали на Зубайра, убили его, а Мирза хана сделали государем. С той даты — 913 (1507 — 1508) год — до конца его жизни Бадахшан оставался в руках Мирзы хана.

Что касается [Бабур] Падишаха, то после завоевания Кандагара он пребывал в Кабуле. Моголы Хусрау шаха, из которых осталось, примерно, тридцать[743] тысяч человек, провозгласили государем 'Абдарраззака мирзу б. Улугбека Кабули и выступили против [Бабура], так что с [Бабур] Падишахом осталось не более пятисот человек. Падишах выступил с ними и дал сражение. Это была одна из самых жарких его битв. После многих столкновений и схваток он разбил врагов. В той битве он сам лично сразился с пятью бахадурами из войска противника — с 'Али Сайид куром, с 'Али Сина и еще с тремя другими. Смелыми ударами, [нанося] раны мечом, он обратил их в бегство. 'Абдарраззак мирза в том сражении попал в руки Падишаха. Проявив великодушие, [Бабур] отпустил его. После этих событий дела Падишаха в Кабуле пошли успешно. Здесь он пробыл до 916 (1510 — 1511) года, когда был убит Шахибек хан. Описание этого будет сделано, если захочет Аллах.

ГЛАВА 13.

ПОХОД ШАХИБЕК ХАНА В ХОРЕЗМ И ЗАВОЕВАНИЕ ЕГО; /131б/ ВОЗВРАЩЕНИЕ ШАХИБЕК ХАНА 1316 В МАВЕРАННАХР И ПОХОД ЕГО В ХОРАСАН

Когда Шахибек хан покончил с моголами, Султан Са'ид хан бежал в Моголистан, а мой отец в Хорасан. Некоторых [моголов] он убил, некоторых заковал в цепи, Шах бегим отправил в Хорасан, а остальных моголов увел с собой в Хорезм. В течении одиннадцати месяцев он осаждал его. В Хорезме сидел Чин Суфи[744], который правил там от имени Мирза Султан Хусайна. На протяжении одиннадцати месяцев никто не прибыл на его зов [о помощи], и он вел удивительные сражения, которые стали легендой среди узбеков. В конце концов из-за того, что не осталось никаких припасов, большинство людей погибло от голода и не осталось больше возможности бороться, Шахибек хан овладел крепостью Хорезма. Он убил Чина Суфи и вернулся в Самарканд.

До завоевания Хорезма [Шахибек хан] шесть месяцев осаждал Балх, и это дело он оставил на половине, о чем писалось раньше, теперь он отправился, чтобы завершить его. Он завоевал также Балх и вернулся в Самарканд. Зиму он провел в Самарканде, а весной отправился в Хорасан. Мирза Султан Хусайн скончался за год до этого. Сыновья Мирзы [Султан Хусайна] по своему недомыслию и из-за недостаточной энергии в делах не приходили к общему согласию.

Когда они услышали о выступлении Шахибек хана, то пришли в полное смятение, каждый из них что-то советовал и предлагал свое, и они еще не успели прийти ни к какому решению, как поступило сообщение, что Шахибек хан приблизился к Герату. Мир Зуннун выступил навстречу войску, однако как невозможно остановить наводнение землей и погасить пламя огня щепками, так и из-за его опрометчивости первый же передовой отряд узбекского войска убил Мир Зуннуна и занялся грабежом внутри Герата. Мирзы разбежались в разные стороны, и большинство воинов даже не заметило, как Герат был завоеван. Такой большой город, с таким количеством жителей /132a/ так легко был завоеван! Мир Мухаммад Салих — один из потомков эмиров Султана Абу Са'ида, имя которого упомянуто в “Жизнеописании поэтов”, дату завоевания Хорасана нашел в слове “Хорасан”, [а именно] — 912 (1506 — 1507) год.

ГЛАВА 14.

ПРИЧИНА ПРИХОДА МОЕГО ОТЦА МУХАММАД ХУСАЙН ГУРАГАНА К ШАХИБЕК ХАНУ И УПОМИНАНИЕ О ТОМ, ЧТО СВЯЗАНО С ЭТИМ; О МУЧЕНИЧЕСКОЙ СМЕРТИ МОЕГО ВЕЛИКОГО ДЯДИ СУЛТАН МАХМУД ХАНА И МОЕГО ОТЦА

Когда мой отец и Мирза хан прибыли из Кабула в Кандагар, Мирза хан остался в Кандагаре, а мой отец проехал дальше с намерением совершить хадж. Было решено, что он пойдет в Систан и дорогой на Нех-и Бандан выйдет к Керману[745], потому что, если идти через Хорасан, то мирзы Хорасана будут оставлять его здесь. Когда он приблизился к Фараху, навстречу ему шла группа людей, несчастных, измученных беженцев, в самом скверном и жалком состоянии, которые сообщили, что Шахибек хан захватил Хорасан, как уже было изложено. Когда он дошел до Фараха, дороги оказались закрытыми и опасными. Ничего другого у него не было, как остаться здесь, и он три месяца оставался в Фарахе. Шахибек хан услышал об этом, послал сюда человека с учтивыми приглашениями, и [мой отец] вместе с вельможами Фараха отправился к нему. Шахибек хан сидел в Уланг Кахдастане с таким великолепием, что описать невозможно в этом кратком повествовании. Никто и помыслить не мог о тех переменах, которые произошли в его делах за несколько лет. И удивительно, что за короткое время все пошло прахом, а каким образом — это вскоре будет описано. Короче говоря, он оказал моему отцу разные знаки внимания, проявил почтение и щедро одарил его.

[Шахибек хан] пошел на Кандагар. В Кандагаре сидел Султан Насир мирза, о котором сообщалось раньше. Сорок дней Шахибек хан осаждал Кандагар, в конце концов, заключив мир и захватив добычу, он вернулся. В тот год в Мешхеде, Нишапуре, Астрабаде и Туршизе между сыновьями Мирза Султан Хусайна и султанами Шахи /132б/ бек хана шли сражения. Во всех сражениях победа доставалась узбекам, а поражение — Чагатаям. Большинство [Чагатаев] было убито, а те, которые спаслись от мечей, постепенно рассеялись так, что больше никогда уже не собрались. В то время 'Убайдаллах хан, который был в ту пору султаном и большинство завоеваний совершалось его именем, отправлялся в Бухару, которая была столицей его наследственного царства. Он попросил у моего отца отпустить меня с ним. Причина этого заключалась в следующем. При подробном перечислении детей моего отца упоминалось, что старшим его ребенком была [дочь] по имени Хабиба Султан Ханим. После того, как мой отец бежал из Шахрисабза, <как уже было упомянуто[746], Шахибек хан выдал ее замуж за 'Убайдаллах султана. Испросив разрешения у отца, 'Убайдаллах привез меня к сестре в Бухару. Зимой того же года Шахибек хан прибыл в Мавераннахр, чтобы повести войско на Казак, то есть на Дашт-и Кипчак. Мой отец вместе с Шахибек ханом прибыл в Бухару. Шахибек хан прошел в Казак, а моего отца оставил в Самарканде. В начале весны он вернулся, пошел в Хорасан, а моего отца поручил своему сыну Тимур Султану, которому он отдал Самарканд. Ту весну мой отец провел в Самарканде, а я находился в Бухаре вместе со своей сестрой. В это время поступило известие о выступлении Султан Махмуда из Моголистана в Андижан с жалобой на притеснения [претерпеваемые им там] и о его просьбе о помощи. Шахибек хан послал человека и вызвал моего отца в Хорасан. Когда мой отец отправлялся в Хорасан, он увидел своим проницательным взором страшный конец этих дел и на доске смертного часа он увидел краску своей мученической кончины. Однако иногда он нить жизни сзязывал с нитью надежды на спасение, которая была слабее паутинки. Несмотря на все это [мой отец] прилагал большие усилия, чтобы спасти меня. Он старался, насколько было возможно, в случае, если его дорогая душа погрузится в водоворот мученической смерти, чтобы я остался на берегу в безопасности от ужасов[747] и несчастий. Когда [мой отец] первый раз приехал в Герат, /133а/ он нашел для меня учителя, человека ученого и благочестивого, по имени Хафиз Мирим. Действительно, он был человеком благочестивым, чтецом Корана, скромным, обладающим разными достоинствами: читал Коран приятным напевом, умел писать почерком насталик и др. Все это он исполнял наилучшим образом. Мой отец ценил его. В те дни и в радости и в печали он всегда был собеседником моего отца. Меня он обучал чтению Корана и каллиграфии.

Когда мой отец был вынужден отправиться в Хорасан, он, беспокоясь о моей участи и проявляя ко мне свою любовь, наедине сказал мне: “Твой дядя, Султан Махмуд хан, приехал [из Моголистана], хотя я и устно и письменно уведомлял его, что после завоевания Амира Тимура и разорения Моголистана Ваши великие предки оставались в разоренном Моголистане в ожидании удобного случая. Довольствуясь небольшим количеством одежды[748] и скудной пищей, они берегли своих людей и войско. Вместо красивой одежды и обильной еды они думали о сохранности своих военачальников и об устройстве победоносного войска. Так прошло сто двадцать лет, пока не взошла солнцеподобная особа Вашего величества в Моголистане, являющемся страной Востока, откуда исходит сияние[749] хаканов. В расцвете Вашей молодости Вы, служа своему счастливому отцу, по примеру удачливых хаканов благоустроили разрушенный Моголистан, пока Йунус хан и Вы не нашли тот случай, который ждали Ваши поддерживаемые небом предки. Вы стали обладателем владений, которые были предметом зависти Ваших предков. Девятнадцать лет Ваша жизнь проходила в полном благополучии. А сейчас яснее, чем день, что сила Ваших победоносных воинов не может сравниться с многочисленным войском Шахибек хана. Итак, требование времени сейчас таково, чтобы Вы сохранили Вашу благословенную особу и Ваше счастливое войско взамен потери Моголистана. И знайте, что сохранение жизни, с какими бы трудностями это ни было связано, /133б/ лучше, чем ее потеря. А мне доподлинно известно, что когда Вы будете находиться вблизи Шахибек хана, он посчитает Вашу смерть своей жизнью, и любым способом, даже наихудшим, не позволит Вам остаться в живых. Такого рода наставления и уговоры я неоднократно, сколько было возможно, делал ему, однако каждый раз, когда моя настойчивая просьба доходила до хана, несколько подлых людей, недальновидный взгляд которых от крайней низости был всегда направлен в свою пользу, в ожидании этой пользы, которая была равноценна щепке, они старались разрушить целый мир, и все дела государства хана, находившиеся на такой высокой ступени, были принесены в жертву этому. Они доложили ему, что Мухаммад Хусайн мирза не хочет, чтобы Вы уходили [из Моголистана], потому что сейчас Шахибек хан проявляет к нему чрезвычайно доброе отношение, и он считает, что Ваше прибытие повредит этому. Подобные небылицы они доводили до его сведения и говорили, что наше мнение подтверждается той милостью, какую Шахибек хан оказал [Хусайну] мирзе, но для всех ясно, что добрые дела, которые Вы делали для Шахибек хана, нельзя сравнить с добрыми делами, сделанными ему [Мухаммад Хусайн] мирзой, поэтому [Шахибек хан] сделает для Вас вдвое и в тысячу раз больше того, что сделал для Мирзы. Эти нелепицы показались хану <разумными словами[750] и от него пришел такой ответ: “О, адаш” — то есть “друг”, — эти двое в детстве по могольскому обычаю стали друзьями, и в результате хан называл моего отца этим именем — удивительно, что ты сам ведешь хорошую жизнь в Хорасане и Самарканде, хотя знаешь о бедствиях Моголистана и обрекаешь меня на такие трудности”. Этими словами он обвинил меня в неискренности и, не зная правды, приехал. Однако нынешний его приезд — это не прошлый, и, конечно, Шахибек хан чашу напитка мученической смерти, которая не оставляет надежды на жизнь, вольет в рот хана, и все, что от того напитка останется, он даст выпить мне. Теперь я вручаю тебя милости бога и, хотя /134a/ взять тебя с собой для меня дороже жизни, однако я боюсь, что Шахибек хан вместе со мной отправит и тебя в вечность, и, чтобы сохранить твою дальнейшую жизнь, я должен испить яд разлуки с тобой, ты также терпи горечь разлуки со мной. Мисра:

Знай, что смерть отца для своих детей — неизбежное наследие, и ты также сейчас приблизился к этому наследию. А если птица моей жизни освободится из силка злонамерения Шахибек хана, то мы порадуемся свиданию друг с другом. Твой учитель Хафиз Мирим — человек благочестивый и скромный, но с нашими людьми он не близок. Если со мной что-нибудь случится, то мои благожелатели, посоветовавшись, что-нибудь придумают в отношении тебя. Кроме того, семья Хафиз Мирима находится в Хорасане, и вот уже год, как он, сопровождая меня, расстался с нею. Хафиз пойдет со мной[751], а тебя я поручаю Маулана Мухаммаду, и ты считай для себя обязательным по всем вопросам слушать его. Он — мой халифа, а его отец — мой наставник и учитель — так повелось между нами из поколения а поколение. Со времени рождения до сегодняшнего дня он был моим наперсником, товарищем, собеседником и другом, и я надеюсь, что он в день несчастья ухватится за подол мысли о тебе и сможет обеспечить тебе безопасность”. Несколько жемчужин из этих слов и наставлений он нанизал на нить благих помыслов, сделал их серьгой в ухе моего разума и отправился к Шахибек хану.

В то время Шахибек хан осаждал Келат. Внешне он отнесся к моему стцу с участием и быстро разрешил ему отправиться в Герат. Когда отец достиг Герата, Шахибек хан следом за ним послал человека и предал моего отца мученической смерти в Хорасане, а Султан Махмуд хана с сыновьями — в Худжанде. Султан Махмуд хана похоронили на кладбище полюса истины и религии Шайха Муслихаддина Худжанди, а моего отца на светозарном кладбище источника благ, высокостепенного Амир Саййид Хусайни Садата, /134б/ <да будет над ним милость Аллаха>. Эта несправедливость произошла в 914 (1508 — 1509) году. На год смерти хана нашли хронограмму [в словах]: “Лаб-и дарйа-йи Худжанд” (“Берег реки Худжанд”), как уже было упомянуто, а для моего отца — тот самый Маулана Мухаммад нашел хронограмму в словах: “Ба Хурасан” (“В Хорасане”). <Аллах всемилостивый и дарующий, прощающий и покрывающий недостатки и проступки” повышающий степени, да славится его величие и да простираются над всеми Его благодеяния>, да осветит их благословенные могилы светом прощения и милости, а прегрешения их покроет подолом свого всепрощающего имени, и их степень поднимет на высокую ступень великих и присоединит их к числу людей сунны и мусульманской общины <во имя Мухаммада и его преславного семейства! >

ГЛАВА 15.

РАССКАЗ О ТОМ, ЧТО СЛУЧИЛОСЬ С АВТОРОМ КНИГИ

Когда Шахибек хан предал мученической смерти моего отца, он послал за мной в Бухару человека с решением бросить меня в реку, чтобы присоединить к тем, которые были потоплены в водах Худжанда. Несмотря на то, что выполнить этот приказ для ['Убайдаллах] султана, за которым была замужем моя сестра, было тяжело, у него не было абсолютно никакой возможности отказаться от этого. Как хорошо, что есть всемогущий Господь, обладающий божественной силой! Если не будет [на то] его воли, то могущественные [владыки], которые своим гневом и притеснениями могут поработить и властелина неба, и тираны, которые благодаря своей силе и жестокости отправят в небытие с лица земли всесильных властителей, не смогут согнуть ни один волос на чьей-либо голове и не смогут уменьшить ни на одну ножку тысячу ног у тысяченожки. Подтверждением этих слов и доказательством этого послужит рассказ о жизни этого несчастного.

Шахибек хан, который был местом проявления славы и могущества всевышнего Владыки, <да славится его величие>, какие только царства он ни разрушил и какие только династии ни искоренил — так он уничтожил около двухсот тысяч человек Султан Хусайна мирзы и около пятидесяти тысяч человек Султан Махмуда мирзы, а также людей, принадлежавших Мирза Султан /135a/ Ахмаду. На что обрекли их набеги Шахибек хана! Таким же образом он за небольшой промежуток времени развеял по ветру небытия такое большое количество мужей государств и должностных лиц, что от праха их бытия в пустыне небытия поднялись столбы до небес, а от ветров их вздохов в той пустыне образовались вихри. И такой могущественный и жестокий государь собрался меня убить, а годы мои не достигли еще и середины дней детства. Я не отличал левой [руки] от правой и добра от зла, у меня не было сил, чтобы раздобыть себе пищу, и даже ум мой еще не был настолько развит, чтобы я мог зрело что-то решить. Я остался сиротой без отца и матери, мои дяди по отцу разбежались [кто куда], а дяди по матери погибли мученической смертью; [не было у меня] ни старшего брата, который бы мог позаботиться обо мне, ни родственника, который мог бы утешить. В то время, когда шел 914 (1508 — 1509) год, всеобщее бедствие постигло всех султанов времени вообще, и поголовно были истреблены могольские хаканы в частности. В то время, когда извечная воля [Аллаха] и его вечное повеление в разных местах отправили по дороге мученической смерти в рай моих дядей по матери и по отцу, а также их детей, я среди них был самый маленький и слабый. Удивительнее всего то, что они находились в стороне [от Шахибек хана], как об этом уже писалось, однако из-за безвыходного положения поневоле они оказывались в середине беды и принимали мученическую смерть, а я находился в самом центре беды, в Бухаре, в середине обширных владений Шахибек хана, но так как не был издан приказ извечной воли вечного повелителя Господа на мое уничтожение, а наоборот, он был утвержден на мою жизнь, то Шахибек хан, обладая таким величием и могуществом, собираясь убить меня, такого немощного и слабого ребенка, не смог согнуть ни одного волоска на моей голове — слава обладателю земного и небесного царств, величия и могущества, совершенства и власти, слава Господу, не подверженному смерти! Подробности этого /135б/ следующие.

В упомянутое время мой отец, <да умножит Аллах его блеск>, отправился в Хорасан, где Шахибек хан предал его мученической смерти, как уже было изложено, а за мной послал в Бухару человека. Сколь бы неприятно ни было для 'Убайдаллах хана это дело, нарушить приказ Шахибек хана было совершенно невозможно. Меня поручили тому человеку и было решено в водах Аму присоединить меня к тем, которые погрузились в милость Аллаха. [Прибывший человек] стал разузнавать о вещах, которые остались от моего отца в разных местах, он говорил: “Мирза [Хусайн] поручил мне: “Привези мои вещи вместе с моим сыном”. Из-за этого обстоятельства произошла задержка на несколько дней. В период задержки Маулана Мухаммад, который был моим учителем и халифой моего отца, пришел к его светлости Маулана [Мухаммаду Кази]. Маулана спросил: “Вы когда отправляетесь в Хорасан?” Маулана Мухаммад ответил: “Решено, что мы отправимся через несколько дней”. Его светлость Маулана [Мухаммад Кази] сказал: “Приходите через час, у меня есть разговор с Вами”. Через час, когда собравшиеся у него его приверженцы разошлись, он пришел к его светлости Маулана [Мухаммад Кази]. Его светлость Маулана сказал: “Разве мы давали согласие на то, чтобы Мухаммад Хусайн мирза ехал в Хорасан?! А теперь Вы и сына Мирзы [Хусайна] увозите в Хорасан!” Маулана Мухаммад ответил: “Да, мы увозим его, уповая на Бога”. Его светлость Маулана сказал: “Когда безбожники Мекки замыслили покушение на пророка, <да возвеличит Аллах его и ниспошлет мир>, он возлагал надежду только на бегство и переселение, а не на то, чтобы оставаться и быть схваченным. Сейчас правильное решение в том, чтобы Вы, уповая на Господа преславного и всевышнего, взяли бы сына Мирзы и бежали. И если в этом деле Вы чувствуете опасение и страх, то я ручаюсь за успех, поэтому обязательно следует приступить к этому делу”. Маулана Мухаммад потом много раз рассказывал “Такого намерения у меня никогда не было, а эти слова его светлости Мауланы породили в моем сердце удивительную силу, и у меня появилось твердое намерение взять Вас и бежать. Уйдя от него, я стал готовиться к бегству”. Хотя о его светлости Маулана [Мухаммаде Кази] было упомянуто раньше в главе о моей болезни, но /136а/ кратко, [теперь] кажется уместным подробное изложение такого краткого упоминания.

ГЛАВА 16.

РАССКАЗ О ЖИЗНИ ЕГО СВЕТЛОСТИ МАУЛАНА МУХАММАДА КАЗИ, <ДА БУДЕТ НАД НИМ МИЛОСТЬ АЛЛАХА>

Его имя — Мухаммад б. Бурханаддин. Отец его — [Бурханаддин] Мискин-и Самарканди был одним из приближенных казия Имададдина, по этой причине он стал известен как Маулана Мухаммад Кази. После того, как он изучил науки, у него появилось намерение вступить на путь [мистического] служения богу, и с этим намерением он отправился в Хорасан. Когда он выехал из Самарканда, в одном месте, где пребывал [в то время] Полюс полюсов, возлюбленный Господа, Властелин властелинов, предводитель мудрецов Ходжа Насираддин 'Убайдаллах, <да освятит Аллах тайну его>, он навестил его. [Ходжа Насираддин]. 'Убайдаллах спросил: “Куда Вы едете?” [Маулана Мухаммад] ответил: “В Хорасан”. Ходжа еще спросил: “С намерением учиться или с другой целью?” Один ученик, который сопровождал Маулана Мухаммада, сказал, что у него большие сктонности к дервишизму. Ходжа Насираддин сказал: “Подождите немного” и отправился в другой конец сада. Через некоторое время он вернулся, принес две записки и отдал их Маулане. Одна была рекомендательным письмом, в котором он поручал Маулана [Мухаммада Кази] сыну Маулана Са'даддина Кашгари — Ходжа Калану, а в другой он написал правила шествования по дервишескому пути, принятые в этом высоком ордене [накшбанди]. Эту записку он также вручил Маулана Кази — вот ее копия: “Суть молений состоит в том, чтобы в сердце появились покорность, смирение от созерцания величия Всевышнего. Появление такого счастья связано с появлением любви, а появление любви связано с приверженностью Мухаммаду, посланнику божию, <да благое твоврит его Господь и да ниспошлет ему мир>. А приверженность [Мухаммаду] связана со знанием пути приверженности, и это невозможно постичь без овладения религиозными науками, а для этого возникает необходимость общения с учеными, знатоками религиозных наук. Однако следует остерегаться общения с учеными, которые делают из наук средство для своей земной жизни и [используют их] для достижения высокого положения. Только в том случае, если не находится благочестивых ученых, тогда по необходимости /136б/ следует приобретать желаемое от этой категории людей. Следует воздерживаться также от бесед с дервишами, которые занимаются плясками и радениями, и безотказно все, что попадается под руки, берут и едят. Надо избегать слушания ма'арифата и таухида, которые являются причиной ущерба в вере и в толке суннитов и мусульманской общины. Следует овладевать науками для появления лучей познания Истины, что неразрывно связано с приверженностью к Мухаммаду, посланнику Аллаха, <да благословит его Аллах и да ниспошлет ему мир!>. Конец”.

В “Силсилат ал-'арифин”, являющемся одним из благословенных сочинений [Мухаммада Кази], он написал: “Самое удивительное, что, несмотря на эти [наставления], мое намерение ехать в Хорасан не уменьшилось. Получив разрешение у его светлости Ишана ['Убайдаллаха], мы отправились в Хорасан. По дороге произошло одно событие, из-за которого совершенно невозможно было идти дальше. Мы вернулись и удостоились пребывания у Ишана. В течение долгого времени Мухаммад Кази заведовал личной кухней его светлости Ишана. От крайнего старания он служил ему так, что все продукты и все, что надо было [для приготовления пищи], он взвалил на себя и шел пешком у стремени Убежища руководства. Постепенно он добился большой близости к Ишану, и на высоких собраниях, имевших место у Ишана, все великие ученые видели эту близость, так как Ишан, в основном, обращался к Маулана. Во всех делах он полностью доверял ему. Благосклонность и различные проявления милости Ишана дошли до такой степени, что Маулана Мухаммад Кази стал предметом зависти великих ученых, приверженцев и старших сыновей его светлости Ишана. Это стало неприятно [Маулана Мухаммаду], и он решил отправиться в Хорасан с Маулана Мухаммад Амином, также мюридом его светлости Ишана. Они решили, что путь суфийского совершенствования в какой-то мере стал им известен благодаря его светлости Ишану. Среди людей ордена [накшбанди] бытует мнение, что воздух Хорасана дает половину того воспитания, которое может дать наставник, а другую его половину дает его честь Маулана 'Абдаррахман Джами. Итак, в Хорасане полностью завершается [познание] пути суфийского совершенствования. В “Силсилат ал-арифин”, в той части, где говорится о чудесах, совершенных его светлостью Ишаном, написано: “В те дни, когда желание отправиться в Хорасан еще было в моих мыслях, /137а/ я как-то пошел к его светлости Ишану. Он бросил на меня взгляд, несущий счастье, затем вторично посмотрел на меня и сказал: “Знаешь ли ты какая цель у проницательного взгляда?”

[740] Приведено по Л2 97б; Лз 96б

[741] Добавлено по Л2 121а; Л, 97а

[742] Приведено по Л2 99а

[743] В Л2 122а; Л3 98б; R 204 — три

[744] В Л1 99б; Л2 122а — Хусайн Суфи

[745] Керман — юго-восточная область Ирана и город того же названия; до прихода арабов (VII з.) — столица области. (Бартольд. Историко-географический обзор Ирана, с. 140 и сл.).

[746] Добавлено по Л2 123а; Л3 99б

[747] Приведено по Л2 123б; Л3 100а

[748] Добавлено по Л2 123б; Л3 100а; R 208

[749] Добавлено по Л2 123б; Л3 100б

[750] Добавлено по Л2 124а; Л3 100б

[751] Приведено по Л1 101б (в Т текст стерт)