Читать книгу «Та'рих-и Рашиди» онлайн.
Первым среди их планов было решение остаться жить в рощах и выбросить из головы желание о возвращении к населенным местам. Однако необходимым снаряжением для этого являются стрелы, но сколько бы они ни искали их, не нашли, кроме одной, сохранившейся в колчане хана, в других же колчанах не осталось ничего, кроме...[612]. Без стрел то решение совершенно не могло быть осуществлено. Идти в Дашт-и Кипчак, который в то время был местом приюта и убежищем для могольских ханов, без стрел было невозможно. Отправиться в Кашгар было [все равно, что] живому собственными ногами идти в могилу. С Мансур ханом собственно они еще вчера сражались, и причиной всех их трудностей и бед был Мансур хан. В конце концов мнения сошлись на том, чтобы идти в Андижан, в надежде, что, возможно, Шахибек хан оказал покровительство Султан Махмуд хану. Хан много раз рассказывал мне об этом событии и говорил этому ничтожному: “На милость этого Шахибек хана рассчитывал только тот, кто не знал натуры Шахибек хана, и сколько бы знающие люди ни отклоняли это решение, оно не было оставлено из-за нелепых предположений, в которых они себя убедили. И у меня были несогласие и сотни возражений им, потому что я целый год провел у Шахибек хана, хорошо изучил и понимал всю его натуру, мысли султанов и намерения его эмиров. Мне было известно, что он делал и что он сделает. И сколько я в таком роде ни говорил с этими людьми, <они не согласились и, в конце концов[613], сказали: “Что можно сделать другое? Всякого рода предложения — нелепицы. А в этом деле можно надеяться на лучшее. А если в Вашем лучезарном уме появится что-нибудь другое, то скажите, потому что во всех делах мы от всей души подчиняемся и повинуемся Вам”. Я также, сколько бы ни думал, другого выхода и пути, кроме этого, не нашел.
/111а/ О Господь всесильный и всемогущий! Я, все видя и зная, совершил ошибку в том деле, за которую сам порицал людей, ибо другого выхода не было. Мисра:
На следующий день, приготовив себя к смерти, а душу к мученичеству, я отправился к Джанибек султану, который был первой ступенью к служению Шахибек хану, а между этой ступенью и дном могилы не было никакой разницы”. Это событие произошло в 914 (1508 — 1509) году, через два месяца после мученической смерти Султан Махмуда, а за месяц до этого Султан Халил султан, который был родным братом хана, был утоплен в милосердии [Божием], и это все упоминалось ранее.
В этом году в Кабуле утвердился Бабур Падишах и в общем обрел независимость. Теперь, когда рассказ о хане достиг этого места, то если не вернуться к оставшимся историям о моем отце и Падишахе Бабуре, нарушится порядок повествования.
ГЛАВА 9.
БЕГСТВО МОЕГО ОТЦА МУХАММАД ХУСАЙНА ГУРАГАНА, <ДА СДЕЛАЕТ АЛЛАХ ЛУЧЕЗАРНЫМ ЕГО БЛЕСК>, ОТ ШАХИБЕК ХАНА В ХОРАСАН И НЕСКОЛЬКО РАССКАЗОВ, КОТОРЫЕ ИМЕЮТ ОТНОШЕНИЕ К ХОДУ ТОЙ РЕЧИ[614]
Ранее уже упоминалось и описывалось, что с прибытием победоносных войск Махмуд султана Кундуз был завоеван без сопротивления, и мы, которые целый год находились в плену у Хусрау шаха, получили освобождение, соединились с отцом и переселились в Шахрисабз, который Шахибек хан выделил отцу в качестве икта.
В начале [месяца] гоуса[615] Шахибек хан отправился в Хорезм. Главари моголов, как султаны, так и эмиры, находившиеся со своими подчиненными среди узбеков, постоянно ощущали в сердцах опасение и страх. Махмуд султан, который во всех делах был защитником моголов, в это время скончался в Кундузе. Все моголы опечалились из-за этого события, в особенности мой отец <да сделает Аллах лучезарным его блеск>, потому что Махмуд султан проявлял к нему такую любовь и доброту, /11б/ что если на доске воображения какого-нибудь вельможи из столпов государства Шахибек хана вырисовывалось начертание притеснения моего отца, то Махмуд султан перечеркивал это пером своего покровительства и приверженности или же ножом наказания он соскабливал те начертания с доски наполненной злобой груди того злоумышленника и считал для себя обязательным оказывать моему отцу поддержку во всех делах. Из-за его смерти великий страх и тревога охватили всех моголов вообще, а моего отца особенно.
Шахибек хан сказал по секрету эмиру Джан Вафа, одному из друзей и близких людей моего отца, что он никоим образом не вернется из Хорезма до тех пор, пока не осуществит завоевание, и ясно то, что осада протянется долго. “На сегодня среди узбеков находится около тридцати тысяч моголов. Пока существуют главари моголов, моголы не будут служить нам искренне. Если представится удобный случай, они поступят с нами так, как мы поступили с ними. Первый из них — Мухаммад Хусайн гураган, о котором я думаю вот уже несколько дней, потому что убить его все равно, что убить одного из ханов, и осуществление этого дела уничтожает те благодеяния, которые я сделал ханам. Итак, лучше, чтобы ты сообщил ему об этом разговоре. Передай ему, чтобы он срочно собрался и бежал, пока у него есть ноги. И пусть он не спорит со смертью, потому что после его ухода кровожадным мечом последует уничтожение других могольских эмиров”.
Эмир Джан Вафа тут же поспешно отправил человека [к моему отцу], который прибыл к полуденному намазу. А ко времени послеполуденного намаза мой отец взял из своих детей меня, к нам присоединились шестнадцать человек из слуг и приближенных, и мы бежали в Хорасан. Я вспоминаю эти события как сон и грезы.
В те дни Султан Са'ид хан также находился в Самарканде. Через три дня после нас он бежал в Моголистан, и это событие уже изложено выше. Из детей /112а/ моего отца, оставшихся в Шахрисабзе, старшей была Хабиба Султан Ханим. Шахибек хан держал ее около своей жены, которую взял в Ташкенте и которая была дочерью Султан Махмуд хана. Ее имя — Айша Султан ханим. Сейчас она известна как Могол ханим. Через некоторое время с разными церемониями [Шахибек хан] сочетал [Хабибу] браком с 'Убайдаллах[616] ханом, сыном Махмуд султана[617]. Младше ее — Гаухар Шад бегим. За то, что эмир Джан Вафа сообщил [моему Отцу], чтобы тот спасался бегством, [Шахибек хан] отдал ее в жены его сыну эмиру Йару, который выделялся среди равных у узбеков. Младше ее — я, который сопровождал отца. Другой — Мухаммад шах, которого один из родственников отца привез <вслед за нами[618] в Хорасан. Другой — самый младший из всех был 'Абдаллах мирза, который упоминался раньше и находился со своей матерью, Султан бегим — о жизни его еще будет сказано.
Таким образом, выехав из Шахрисабза, мы проехали ночь и в конце [следующего] дня достигли берегов реки Амуйе. Была сильная стужа. С большими мучениями мы переправились через реку и, не заходя в Балх, направились в Хорасан.
Были последние дни жизни и правления Мирзы Султан Хусайна. Мирза Султан Хусайн — один из внуков[619] Мирзы Джахангира, сына Амира Тимура, и до него после Амира Тимура никому из его предков не удавалось завладеть царством. А этот Мирза Султан Хусайн мечом и упорством после больших многолетних усилий овладел Хорасаном и сорок восемь лет[620] царствовал независимо на Гератском престоле во всех четырех сторонах Хорасана. Он старался поддержать все сословия общества и достиг того, что в каждом сословии появилось по одной-две выдающихся личности, покоряющих мир, подобных которым не было ни до него, ни после.
Поскольку рассказ мой дошел до этого места, то [я должен сказать], что сколько бы я ни размышлял раньше о том, чтобы рассказать в целом о жизни созерцателей и людей откровения, которые жили в то благословенное время, однако из-за своей неспособности и отсутствия удобного случая /112б/ я не осуществил это. Удивительно то, что я никак не могу добиться разрешения моего сердца продолжать мое повествование без очищающего рассказа о них; во всяком случае я приступаю к этому в надежде на то, что благодаря счастью упоминания о них, если какие ошибки и будут допущены моим ничтожным пером на странице изложения, они будут доброжелательно приняты проницательными читателями. Благодаря благоденствию от упоминания этих великих людей, поистине избранных Аллахом, пусть добавится на темени преданности этого смиренного пылинка [от их благодеяний], что в какой-то мере может послужить возмещением за потерянное время при написании истории людей светских и высокопоставленных. К этому — байт:
Гератский старец[621], достигший ступеней совершенства, принятый богом Ходжа Абдаллах Ансари[622], <да будет над ним милость Аллаха>
иззолил сказать так: “Ты стремись стать одним из Его друзей, а если не сможешь, то стремись стать другом Его друзей, а если и этого не сможешь, то всегда, как услышишь слова [людей] этого сословия, даже если они не окажут действия на тебя, все равно кивай головой. А если и этого не сможешь, то приближайся к Нему, как противник, ибо многие в облике врага приближались к Нему, а когда подходили близко к Нему, то облачались в одежду друга, то есть любым способом, каким сможешь, будь вблизи Него. Например, как многие досточтимые сподвижники Пророка — до ислама они пришли к Вождю людей <да будет над ним мир> как враги, а благодаря искренности бесед его светлости Мухаммада вражда сменилась дружбой, неверие исламом и мрак светом. То же самое многие из непризнающих Его, чтобы выразить свое непризнание, пришли к великим людям, и их непризнание обернулось таким же образом. В книгах об этом сословии приведено много рассказов и преданий, подкрепляющих эту мысль. Итак, раз мы не смогли оказаться в числе тех людей, то войдем же в число восхваляющих и воспевающих их. Поистине это великое благо и не у всякого неспособного рука /113а/ дотянется до полы этого счастья. Размышление и думы над жизнеописаниями [представителей] этого сословия намного лучше других дел. Байт:
Возможности этого ничтожного не позволяют написать что-либо отдельно о [представителях] этого сословия, поэтому, когда в этой краткой истории [повествование] приблизилось к рассказу об этих людях, несколько строк в общем будет написано о них в добрый час и с благословения божия, и это уму удовлетворение и сердцу утешение. Руба'и:
Упоминание о его светлости, господине гордости всех людей, свете мусульманской общины и религии, Маулана Абдаррахмане Джами, <да будет над ним милость Аллаха и отпущение грехов>. Из великих святых и высокостепенных духовных наставников, которые жили во время Султан Мирза Хусайна, первейшим, превосходнейшим и самым знающим среди них был господин гордость людей, шайх ал-ислам, свет мусульманской общины и религии Маулана 'Абдаррахман Джами <да озарит Аллах его гробницу >.
Великая слава его не в той степени, чтобы нуждаться в представлении или же быть доступной описанию подобного мне ничтожного человека. Так как он не нуждается в представлении, то здесь будут упомянуты только некоторые его деяния и изложена его родословная [в суфийской иерархии]. Он — мюрид Маулана Са'даддина Кашгари[623], а тот — мюрид Маулана Низамаддин Хамуша[624], а тот — мюрид Ходжа 'Алааддин 'Аттара[625], а тот — мюрид его светлости Полюса сферы [суфийского] руководства и киблы большинства шествующих по истинному пути Ходжа Бахааддина, известного как Ходжа Накшбанд <да будет над ним милость Аллаха и отпущение грехов>.
Упоминание о Маулана Са'даддине Кашгари, <да будет над ним милость Аллаха>. Он происходил из знатных людей Кашгара. В его роду были и ученые, и люди благочестивые, набожные и святые. Среди них — Шайх Хабиб, мюрид Шайх Саййид Кардгара, Шайх Саййид Муджтаба Муджаррад и Амир Саййид Ахмад, который является прапрадедом этому ничтожному. Своего сына Мир Саййида 'Али /113б/ он привез к Шайху Хабибу. [Сын его] был малолетний. Во время беседы [с шайхом] он, как это свойственно детям, закапризничал и стал чего-то требовать. Сколько отец ни уговаривал его, он не унимался. Шайх спросил: “Что он говорит?” Ему ответили: “Он говорит: “Я голоден”. Беседа происходила под тутовым деревом, которое существует и сейчас, и я удостоился совершить паломничество к тому дереву. Это дерево всем известно. Каждому, кто приходит поклониться могиле Шайха [Хабиба], рассказывают эту историю и показывают то дерево. Шайх углубился в раздумье, и [в это время] с дерева падает круглый горячий хлеб. Шайх берет его, дает Амир Саййиду 'Али и говорит, что это его доля и ни с кем он не будет ее делить. Несомненно, что все те блага, которые имелись в счастливой жизни Амир Саййида 'Али происходят от того благословения. Цель [этого рассказа] показать, какие великие люди были в роду у Маулана Са'даддина в Кашгаре.
В молодости его честь Маулана [Са'даддин] выехал из Кашгара. Его честь Мухаммад 'Аттар, который был одним из авторитетных ученых Улугбека и происходил из Кашгара, рассказывал: “В Самарканде мы всегда были вместе с Маулана потому, что мы происходили из одного города. Мы занимались изучением наук и вместе делали большинство наших повседневных дел. Однажды учащиеся сказали, что в таком-то квартале города появился шайх по имени Шайх Сирадж. Люди часто навещают его, и он угощает их, чем богат — хлебом и виноградной патокой исключительной чистоты и вкуса. Мы решили с Маулана отправиться к шайху отведать хлеба и патоки и пришли к нему. Байт:
Что было готового [из еды], принесли — это были те же хлеб и патока, которые хвалили, чрезвычайно вкусные. <Я был голоден[626] и с величайшим удовольствием стал кушать хлеб, а шайх и Маулана Са'даддин приступили к беседе. Из-за наслаждения от хлеба и патоки /114а/ я прослушал их разговор. После того, как я вернулся к действительности, то увидел, что Маулана плачет, а шайх, увлеченный разговором, куда бы ни клал свою руку на кошму, там поднимался дым и появлялись следы горения. Когда я увидел это, меня охватили страх и ужас, я не мог усидеть и ушел. Больше Маулана Са'даддин не появлялся. Двери его худжры долгое время были на замке. После этого через несколько лет молва о нем распространилась в Хорасане.
Упоминание о Маулана Низамаддин Хамуше, <да освятит Аллах тайну его>. Этот нижайший слышал от одного надежного великого человека, что Маулана Низамаддин до того, как удостоился счастья стать приверженцем Ходжа 'Алааддина[627] [Аттара], был чрезвычайно благочестив и непорочен и постоянно сидел у двери мечети богословов в Чакардизе и обращался к духу Шайха 'Абу-л-Мансура Матуриди[628]. [В воображении его] дух Шайха[629] появлялся за решеткой, как человек, на голову которого был накинут платок, и он начинал обучать его. Когда его честь Маулана достиг беседы с Ходжой [Алааддином], он сказал: “Если <не дай бог>, я оставался бы приверженцем того занятия, то мне трудно было бы сохранить истинную веру”. Впоследствии нам стало известно, что им было совершено много чудес и необыкновенных дел, и это записано в “Нафахат”[630]. А некоторые другие рассказы о Маулана Низамаддине будут приведены в жизнеописании его светлости Ходжа 'Алааддина.
Упоминание о Ходжа 'Алааддин 'Аттаре, <да сделает Аллах его могилу благоуханной>. Он происходил из богатых людей Бухары и очень заботился о чистоте одежды[631]. Этот ничтожный слышал от одного из его сыновей, что Ходжа 'Алааддин, когда явился к великому ходже Ходжа Бахааддину Накшбанду <да освятит Аллах его благочестивую душу>, в его душе имелись большие претензии и бесконечные требования. Когда он попросил принять его, Ходжа сказал: /114б/ “Если ты хочешь, чтобы мы тебя приняли, тебе следует идти на бойню, вывернуть наизнанку желудок коровы, и, положив его на голову, вернуться ко мне”. Ходжа 'Алааддин от того, что желания его были очень сильны, так и сделал, — желудок коровы он положил поверх чалмы и тюбетейки. Все, что было в животе коровы, со всех сторон капало и лилось, и он в таком виде прошел через базар. Люди следовали за ним, порицая и насмехаясь. <В таком виде[632] он прибыл к Ходже. Его светлость Ходжа отнесся к нему с состраданием, сжалился над ним и принял его. В итоге дошло до того, что его светлость Ходжа в конце своей жизни многим ученикам приказывал идти на беседу с ним и говорил, что 'Алааддин намного облегчил нам груз. Этот рассказ взят из “Нафахат”. В “Силсилат ал-арифин”[633] и в “Сборнике” Мир 'Абдалаввала[634] имеется [сообщение], что после Ходжа Накшбанда все его последователи признали главенство Ходжа 'Алааддина вплоть до Ходжа Мухаммада Парса[635] <да будут над ним милость Аллаха и прощение>.
Некоторые сведения из жизни его светлости Ходжа Накшбанда и его шайхов будут написаны дальше, где будет упомянуто о нем <если захочет всевышний Аллах>.
Господин Маулана 'Абдаррахман Джами после Маулана Са'даддина вручил свою волю его светлости [Ходжа 'Убайдаллаху], что известно из многих его сочинений. И этот ничтожный слышал от его светлости Махдуми Нурана Ходжа Шихабаддина Махмуда <да сохранит его Аллах>, который известен, как Ходжа Хаванд Махмуд, и в этой краткой истории везде, [где говорится] о его светлости, он будет просто назван Махдуми Нуран, который рассказывал, что господин Маулана 'Абдаррахман Джами, когда пришел к его светлости [Ходжа 'Убайдаллаху] с намерением [вручить ему свою] волю, прочел газаль, первый стих которой следующий байт:
В “Нафахат ал-унсе” в одном месте Джами писал: “Его светлость Ходжа 'Убайдаллах, <да освятит Аллах его благочестивую душу>, /115а/ рассказывал этому нижайшему о своем приезде из Хорасана в Хисар и сказал: “Когда я был удостоен встречи с господином Маулана Йа'кубом[636] в Халгату, который подвластен Хисару, при первой встрече с ним он показался мне крайне суровым, как будто он хотел прервать мое душевное [влечение к нему]. Однако я подумал и сказал себе: “Я прибыл издалека с неимоверными трудностями, чтобы встретиться с этим великим [человеком] и у этой суровости, возможно, есть причина. Этой причиной может быть то, что в Чаганиане, как я слышал, некоторые фанатичные люди говорили много недостойных слов, а он слушал и терпел их”. Пока я пребывал в этих думах, господин Маулана предстал предо мной таким красивым и привлекательным, что я невольно захотел обнять его”. Когда речь дошла до этого, господин Ходжа ['Убайдаллах] в моем воображении предстал в облике Маулана Са'даддина, который был моим пиром, и прошло уже некоторое время, как он ушел из мира [земного]. Увидев его в таком облике, я был сильно поражен. Я уверен, что он намеренно изменил свой облик для доказательства своих слов: “Во второй раз он показался мне крайне привлекательным”. Его светлость Ишан ['Убайдаллах] также был благосклонен к господину Маулана [Джами]. Господин Маулана в дни юности проявлял большое старание в приобретении знаний и достиг того, что во время [правления] Шахруха во всем Мавераннахре и Хорасане было всего пять человек, которых величайшие из улемов называли “пять выдающихся”. Первым из них был господин Маулана 'Абдаррахман Джами; вторым — Маулана Давуд Хисари; третьим — Маулана Шайх Хусайн мухтасиб; четвертым — Маулана Шамсаддин Бахрабади и пятым — Маулана Бурханаддин[637].
В те дни господин Маулана [Джами] был страстно влюблен в мнимые образы, и это его никогда не покидало. Стихи, вошедшие в его “Первый диван”[638], большей частью, появились в то время. Действительно, /115б/ в его “Первом диване” с восхищением можно видеть эту [особенность].
Господин Маулана Са'даддин постоянно сидел в квартале Бадгис, расположенном рядом о мечетью Маликан. В этой мечети есть дверь, которую называют именем этого квартала — Бадгисак, и он сидел у этих дверей. Господин Маулана [Джами] часто проходил по этому кварталу. Господин Маулана [Са'даддин] как-то сказал некоторым своим последователям: “Есть сокол, который постоянно проходит здесь — в силок какого обладателя счастья попадет он?” — и указал на Маулана 'Абдаррахмана [Джами]. В конце концов господин Маулана [Джами] оказался в числе его последователей. Он отказался от всего и так был поглощен этим занятием, что, как говорили, в течение шести месяцев забыл об общении [с другими людьми]. После этого с разрешения пира он отправился в благословенное путешествие в Хиджаз и удостоился чести посетить два славных священных города [Мекку и Медину]. У него имеются чрезвычайно изящные касиды и [другие] стихи, [написанные] там, в том числе и касида, которую он написал, когда приближался к Медине. Первый стих ее следующий байт:
Два раза [Джами] приезжал в Мавераннахр, чтобы навестить его светлость Ишана ['Убайдаллаха].
Его светлость Махдуми Нуран [Шихабаддин Махмуд] <да сохранит его всевышний Аллах> рассказывал: “В Самарканде, когда еще был жив его светлость Ишан ['Убайдаллах], я заболел. Для лечения я уехал в Хорасан, пребывал в то время в доме господина Маулана Джами и брал у него уроки. Тогда у меня началась сильная корь. Маулана Кутб Адам, который в то время был учителем врачей, занялся моим лечением. Корь усилилась так, что однажды на рассвете я оказался при смерти. Об этом моем состоянии сообщили Маулана [Джами]. Господин Маулана был в бане. Он так взволновался, что не надев рубашку, набросил на голову полотенце, сверху на него положил чалму, на голое тело надел шубу и пришел. Он сел у меня в изголовье /116а/ и сказал: “Что случилось, о махдумзаде?” Я попрощался с ним перед смертью и попросил у него прощения. Он сказал: “О махдумзаде, не беспокойтесь, ничего не случилось”, — и опустил голову. Долгое время он пребывал в этом положении. Тем временем я внимательно пригляделся к себе, ничего не нашел в себе для беспокойства, поднялся и сел. Господин Маулана поднял голову и, улыбаясь, сказал: “Я же сказал, махдумзаде, что ничего не случилось” — и сказал: “Слава Богу, Вы здоровы”. Он сильно взволновал меня. После этого он поднялся и ушел. А у меня наступило полное выздоровление, так что не осталось нужды в Маулана Кутб Адаме”.
[612] Текст не ясен
[613] Добавлено по Л2 105б; Л3 80б
[614] Выделение в главу сделано по Л2 106а, Л3 81б, R 191
[615] Гоус — Стрелец, название зодиакального созвездия, в котором солнце бывает в ноябре.
[616] Приведено по Л2 106б; Л3 81б — в R 193 — Абдулла хан
[617] Приведено по Л1 86а; Л2 106б; Л3 81б (в Т — Махмуд хан)
[618] Добавлено по Л2 106б; Л3 82а
[619] Султан Хусайн мирза не был внуком Мирзы Джахангира, он был правнуком другого сына Тимура — Умар Шайха.
[620] В тексте ошибка: не сорок восемь, а тридцать восемь лет.
[621] В тексте — Пири Херат
[622] Ходжа 'Абдаллах Ансари — см. кн. первая, гл. 1, прим. 10.
[623] Маулана Са'даддин Кашгари (ум. в 860/1456 г.) — известный Гератский шейх суфийского ордена накшбандийа, духовный руководитель 'Абдаррахмана Джами, под началом которого тот находился до самой смерти шейха. Одна из двух дочерен Маулана Са'даддина стала женой Джами. (СВР, т. III, с. 270, № 2438; Бертельс, Навои и Джами, с. 112, 213, 216; Абдаррахман Джами, Нафахат ал-унс, с. 408).
[624] Маулана Низамаддин Хамуш — ученик шейха 'Алааддин 'Аттара (о нем см. Нафахат ал-унс, с. 404 и сл.; Фахраддин 'Али, Рашахат, с. 108 — 117).
[625] Ходжа 'Алааддин 'Аттар (ум. в 802/1400 г.) — его имя Мухаммад б. Мухаммад ал-Булари; известный шейх ордена накшбандийа, ученик Бахааддина Накшбанда. (Нафахат ал-унс, с. 394; СВР, т. III, с. 264, № 2420).
[626] Добавлено по Л2 108а; Л2 83б
[627] Приведено по Л1 87а; Л2 108а; Л3 83б
[628] Шайх Абу-л-Мансур Матуриди (ум. в 332/944 г.) — средневековый теолог, урожнец селения Матурид, в пригороде Самарканда. (Бабур-наме, с. 59, 417).
[629] Добавлено по Л2 108а; Л3 83б
[630] “Нафахат” — имеется в виду сочинение “Нафахат ал-унс мин хазарат ал-кудс” (“Ароматные веяния духовной близости с вершин святости”) "Абдаррахмана Джами, представляющее собой собрание биографий выдающихся суфийских шейхов VIII — XV вв. Труд написан по просьбе Алишера Навои в 883/1478 — 1479 гг. (Рукописи произведений Джами, с. 55).
[631] Добавлено по Л2 108а; Л3 83б
[632] Добавлено по Л2 108б; Л3 84а.
[633] “Силсилат ал-'арифин” — сочинение Маулана Мухаммада Кази (ум. в 922/1516 г.), ученика и последователя Ходжа 'Убайдаллах Ахрара (ум. в 895/ 1490 г.), представляющее собой житие этого шейха. (Рашахат, с. 344; Чехович, Самаркандские документы XV — XVI вв., с. 15).
[634] Мир 'Абдалаввал-и Нишапури (ум. в 905/1500 г.) — зять и сподвижник известного среднеазиатского шейха Ходжа 'Убайдаллах Ахрара; автор сочинения под названием “Масму'ат”, представляющего собой житие этого шейха. (Чехович, Самаркандские документы XV — XVI вв., с. 14; Письма-автографы Абдаррахмана Джами, с. 17 и сл.).
[635] Ходжа Мухаммад Парса (ум. в 822/1419) — Мухаммад б. Мухаммад б. Махмуд ал-Хафизи ал-Бухари, известный под именем Ходжа Мухаммад Парса, сподвижник известного бухарского шейха, основателя суфийского ордена накшбандийа Ходжа Бахааддина Накшбанда. (Нафахат ал-унс, с. 397; СВР, Т. III, с. 256, № 2394; с. 264, № 2420 и др.).
[636] Маулана Йа'куб — известный шейх того времени Йа'куб Чархи в Бадахшане и Чаганиане; является учителем Ходжа 'Убайдаллах Ахрара. Встреча Ходжа Ахрара с Йа'кубом Чархи описана в “Рашахат”. (Рашахат, с. 241 и сл.; История народов Узбекистана, т. I, с. 376).
[637] Этим “пяти выдающимся” ученым посвящена отдельная глава в сочинении Васифи “Бадайи' ал-вака-йи” (с. 1176 и сл.) — их имена он приводит там в таком порядке: Маулана Нураддин 'Абдаррахман Джами, Маулана Камаладдин Шайх Хусайн, Маулана Шамсаддин, Маулана Дауд и Маулана Му'ин Туни — вместо Бурханаддина, как в “Та'рих-и Рашиди”, в “Рашахат” (с. 336 и сл.) — Маулана Бурханаддин Хутталани.
[638] Джами принадлежат три дивана. Первый носит название “Фатихат ал-шабаб” (“Начало юности”), завершен в 884/1479 — 1480 г.; второй — “Васитат ал-акд” (“Средняя жемчужина ожерелья”), к его составлению Джами приступит в 884/1479 — 1489 г, и третий — “Хатимат ал-хайат” (“Завершение жизни”) составлен в 896/1490 — 1491 г. (Рукописи произведений Джами, с. 17).