— Господин бессмертный Чу, на самом деле тогда я ведь не сказал вам всей правды. Побоялся, что вы будете смотреть на меня свысока и, отбросив жалость, бросите меня здесь.
Черные брови Чу Ваньнина сошлись над переносицей, как два острозаточенных меча. За внешней невозмутимостью и самоконтролем бушевало пламя гнева, и теперь хватило бы и легкого толчка, чтобы оно вырвалось наружу.
Разве этот огонь мог укрыться от острых глаз Жун Цзю?
Жун Цзю высоким голоском мягко и тихо продолжил:
— Пока я был во дворе, успел обдумать все и понял, что моя ложь могла оскорбить господина бессмертного куда больше, чем правда. От чувства вины душа моя не находила себе места, поэтому я решил, что должен признаться вам во всем…
Первый акт его представления был особенно удачным еще и потому, что совершенно случайно Жун Цзю начал свою речь с тех же слов, что и Мо Жань с его «я должен признаться».
Поначалу Чу Ваньнин еще сдерживался, хотя его и тошнило от омерзения, но стоило Жун Цзю произнести эту фразу, он уже не мог оставаться безучастным. Открыв глаза, но все еще не глядя на него, он холодно спросил:
— При жизни в какой именно забегаловке[118.3] ты прислуживал?
Жун Цзю обомлел:
— Господин бессмертный… вы знали?
Подсознательно он бросил взгляд в сторону Мо Жаня. Плохо дело. Надо же, этот парень по фамилии Мо на шаг опередил его и не стал ничего скрывать от Чу Ваньнина. Но не все потеряно, может, если брызнуть масло на этот пылающий факел, еще удастся устроить пожар?
— Я и бессмертный Мо…
Прежде, чем он успел закончить, Чу Ваньнин прервал его:
— Я спросил, в какой именно забегаловке ты обслуживал?
Жун Цзю прикусил губу:
— Терем «Черный бамбук склоняет бессмертный персик[118.4]».
— Хм, Терем «Бессмертного персика», — повторил Чу Ваньнин с холодной усмешкой. Хотя он больше ничего не сказал, обычно бесстрастное лицо лицо отразило всю глубину его отвращения.
Жун Цзю украдкой несколько раз взглянул на него, прежде чем, поджав губы, бросил еще один пробный камень:
— Господин бессмертный Чу, вы ведь не презираете меня за это?
— …
— Мое тело всегда было слабым, а жизнь полна лишений. Меня продали в это заведение, когда я был совсем молод. Если бы я мог выбирать, то хотел бы стать похожим на вас, господин бессмертный, быть таким же доблестным и отважным, борющимся со злом и несправедливостью, – сказал он с придыханием и апломбом, затем испустил полный сожалений глубокий вздох и продолжил, — Если бы после перерождения я смог стать кем-то похожим на такого выдающегося даоса, как вы, это было бы так прекрасно.
— Душу человека колесо перерождений не изменит, – равнодушно сказал Чу Ваньнин. — Сожалею, но нас нельзя сравнивать.
Даже после того, как его грубо поставили на место, улыбка Жун Цзю не дрогнула. Он лишь чуть склонил голову, продолжив атаковать словами:
— Я знаю, что не могу сравниться с бессмертным господином. Это не более, чем мечты, живущие в моем сердце. Для таких людей, как я, невозможно жить, не сохранив хотя бы каплю надежды на лучшую долю. Если бы я отказался от этих мечтаний, то, боюсь, не смог бы проработать в том трактире даже полгода и давно покончил с собой.
Увидев, что Чу Ваньнин продолжает равнодушно молчать, Жун Цзю украдкой взглянул в ту сторону, где стоял Мо Жань, прикидывая, может ли он подслушать их разговор, а затем со вздохом тихо добавил:
— Ах, в конце концов, часто те, кто посещают нас, грубы и жестоки, за людей нас не считают. То, что мне удалось заполучить такого доброго и щедрого постоянного клиента, как господин Мо, вызывало зависть у многих.
Чу Ваньнин по-прежнему не произнес ни слова, но на тыльной стороне ладони выступили вены, а пальцы так впились в стену, что было очевидно, если бы он не утратил духовную силу, то в ней бы уже появилось пять дырок.
Какое-то время он сдерживался, но в итоге сдался и севшим голосом спросил:
— Было чему завидовать?
Жун Цзю придал своему милому женственному личику подобающее выражение с точно отмеренной долей любовной тоски и нежной привязанности. Не слишком много, но и не мало, так, чтобы зацепило.
[118.3] [118.3] 馆子guǎnzi гуаньцзы — трактир, гостиница; театр.
[118.4] [118.4] 紫竹镇的仙桃楼 цзычжу чжэнь дэ сяньтао лоу «Черный бамбук склоняет божественный/бессмертный персик», где 紫竹 zǐzhú — бот. листоколосник черный (Phyllostachys nigra Munro) черный бамбук; вид бамбука, который сначала зеленеет, а потом постепенно становится черным; 镇 zhèn — покорять, подчинять, подавлять, утолять; 仙桃 xiāntáo «бессмертный персик» — миф. персики бессмертия богини Сиванму: Царица-Мать Западного рая. Легенда гласит, что где-то в священных горах Куньлунь, в сказочных садах богини запада Сиваньму, растет персик бессмертия. Он приносит плоды бессмертия только один раз в 3000 лет, и тогда Богиня приглашает 8 бессмертных в свой сад на праздник. Но однажды, когда праздник был в разгаре, появился Царь Обезьян, съел все персики и сам стал бессмертным. От переводчика: пошлый подтекст [для любителей]: «черный бамбук (член) поимел божественный персик (задницу) богини\бессмертного»; 仙 сянь имеет значение «бессмертный» и именно так называют даосов, так что пронзенный черным бамбуком персик может принадлежать и некоему «бессмертному господину».