— В городе Цайде?
— Да, в Цайде.
Мо Жань переменился в лице, сообразив, что именно произошло дальше.
Жун Цзю продолжил, подтверждая его догадки:
— Я был так рад, тут же собрал все свои вещи. Хотя и собирать-то было нечего, ведь все, что я заработал, годами продавая свое тело, вы украли, так отблагодарив меня за подаренные минуты любви и ласки. Но тогда это не сильно заботило меня, ведь я верил, что теперь у меня есть господин Чан... Ох… – он замолк. На секунду из-за прошившей его тело судороги улыбка превратилась в жуткую гримасу. Сквозь зубы Жун Цзю, процедил: — Молодой господин Чан.
— Он обманом заманил тебя в Цайде и там убил?
— Нет... — Жун Цзю рассмеялся, но в глазах его была горечь и боль. — Это не он убил меня. Все вы, каждый из вас! Каждый внес свою лепту в мою смерть. Отрезав мне все другие пути, обчистив меня до нитки, вы, все вы убили меня!
Жун Цзю перевел дыхание и продолжил:
— Когда мы прибыли в Цайде, этот господин из семейства Чан привел меня в большую усадьбу. Огромный дом был холоден и пуст: в нем не было ни слуг, ни работников. Он сказал, что мы поживем здесь какое-то время и постепенно наладим быт, а пока я отдыхаю с дороги, он сходит на рынок за необходимыми вещами. И я послушно остался ждать его. А потом он вернулся вместе с каким-то мужчиной…
При этих словах Мо Жань переменился в лице:
— Ты смог разглядеть внешность этого человека?
— Нет, — Жун Цзю вздохнул. — На нем была маска и плащ с капюшоном, поэтому ничего о нем сказать не могу… Я увидел, как Син Чан опустился перед этим мужчиной на колени и так пресмыкался перед ним, так заискивающе улыбался, что даже я с моим опытом ублажать клиентов мог бы позавидовать его прыти. Жаль, он не видел, как отвратительно это выглядело со стороны. С этим мужчиной они говорили обо мне. Син Чан сказал, так как раньше я был физически близок с вами, в моем теле остались какие-то остатки древесного духа, и я подхожу для жертвоприношения. Мне сложно было понять о чем они говорят, ведь я не даос и никогда не стремился стать небожителем.
Мо Жань невольно отшатнулся, чувствуя, как деревенеет тело и волосы встают дыбом.
Ему-то как раз все сразу стало ясно. Конечно, когда он развлекался с Жун Цзю, вместе с телесными соками вливал в его тело какое-то количество своей древесной сущности. Этот фальшивый Гоучэнь искал кого-то на замену ему, а у Жун Цзю как раз осталось немного принадлежавшей ему древесной духовной энергии. Пусть ее было совсем мало, но она была достаточно чистой и полностью подходила для техники жертвоприношения.
— О том, что произошло потом, сказать ничего не могу, – лицо Жун Цзю приняло обычное легкомысленное выражение, но весь его дух буквально пронизывал холод разочарования и одиночества. — Как видите, господин Мо, я мертв.
Случись такое в прошлой жизни, или сразу после возрождения, Мо Жань наверняка бы лишь презрительно фыркнул и насмешливо сказал: «Сдох ты, ну и что? Я-то тут причем?»
Но сейчас ему было совсем не до смеха.
Ему и правда был противен Жун Цзю, потому что тот не гнушался никакими средствами и не останавливался ни перед чем. В прошлой жизни он даже замышлял лишить его духовных сил. Однако и сам Мо Жань в прежней жизни, хотя и любил предаваться любовным утехам с Жун Цзю, никогда не относился к нему искренне. Поэтому сейчас, в загробном мире, вот так вдруг услышав эту исповедь, он испытал очень противоречивые чувства.
Мо Жань подумал о всех тех незримых узах[112.6], что против воли связали его с другими людьми, и решил, что надо с этим заканчивать прямо сейчас. Хватит!
Он глубоко вдохнул и выпалил на одном дыхании:
— Жун Цзю, за все, что случилось с тобой, прости меня.
За всю его жизнь у Жун Цзю никто ни разу не просил прощения. Широко открыв глаза, он уставился на Мо Жаня, как будто впервые увидев его, потом долго изучал его, осмотрев с ног до головы, пока, наконец, не сказал:
— Даже если вы признали свою вину, я все равно не скажу вам, где находится этот человек с портрета.
— Мои слова не имеют ничего общего с портретом, – ответил Мо Жань.
Жун Цзю склонил голову, задумавшись на пару мгновений, а затем вдруг спросил:
— Молодой господин Мо, а известно ли вам, что до того, как я умер, мы вместе с господином Чаном хотели убить вас и забрать ваши духовные силы?
— Я знал об этом.
— Вы… Вы знали?
— Да, я знал, – Мо Жань кивнул.
После короткого замешательства Жун Цзю вспыхнул от гнева:
[112.6] [112.6] 千丝万缕 qiānsī wànlǚ цяньсы ваньлюй — тысячи шелковинок и десятки тысяч нитей; обр. : многочисленные незримые узы, тесная связь с кем-то.