Может быть, Мо Жань так глубоко ушел в себя, что эта ситуация вдруг напомнила ему о самом раннем, затерявшемся с годами в лабиринтах памяти, неясном воспоминании.
Он увидел двух подростков. Один из них был ужасно тощим, съежившимся от страха, словно привыкшая к побоям бродячая собака. Испуганно забравшись с ногами на стул, он сидел, обхватив руками колени, и боялся лишний раз двинуться. Конечно же, это был он сам.
Вторым был юноша с лицом как снежно-белый нефрит, прелестный, несмотря на всю свою надменность, похожий на гордого и ослепительно прекрасного маленького павлина с ярким оперением. С изумительной красоты саблей за поясом, одной ногой опираясь на соседний стул, он стоял перед ним, не сводя с него пристального взгляда круглых, как пуговицы, черных глаз.
— Мама сказала, что я должен навестить тебя, — проворчал юный Сюэ Мэн. — Говорят, ты и есть мой двоюродный старший брат?.. Однако выглядишь ты как-то уж слишком убого.
Мо Жань не издал ни звука, только наклонил голову еще ниже. Он не привык к тому, чтобы кто-то так пристально вглядывался ему в лицо.
Сюэ Мэн спросил:
— Эй, как тебя зовут? Мо… как-то там... Мо... как тебя? Просто скажи мне, я не помню.
— …
— Я же тебя спрашиваю, почему молчишь?
— …
— Ты что, немой?!
Задав вопрос третий раз и не получив никакого ответа, юный Сюэ Мэн зло рассмеялся:
— Должен сказать, что меня вполне устраивает, что мой двоюродный старший брат молчаливый и такой покорный, что слова поперек не скажет, но что ж ты такой худой и мелкий? Ветер дунет и тебя унесет, а мне потом позориться, что у меня двоюродный старший брат такой слабак. Смех да и только!
Мо Жань опустил голову еще ниже, не желая обращать на него внимания.
И тогда, в тишине перед его глазами вдруг замаячило что-то ярко-красное. Грубиян, всучивший ему этот яркий предмет, практически воткнул его ему прямо в нос. Ошарашенный Мо Жань окаменел от неожиданности, а потом до него дошло, что испугавшей его вещью была связка танхулу[191.8].
— Это тебе, — сказал Сюэ Мэн. — Все равно я столько не съем.
Кроме засахаренного боярышника Сюэ Мэн принес с собой еще коробку сладостей и небрежно оставил ее на столе, словно бросив подаяние нищему. Но Мо Жань с глупым видом смотрел на это богатство, про себя думая, какой же этот парень щедрый и великодушный. Прежде, даже когда он, стоя на коленях, просил милостыню, никто не хотел подавать ему так много всего и сразу.
— Я… это…
— Что? — Сюэ Мэн недовольно нахмурился, — Что «яэто»? Что ты хочешь сказать этим своим «яэто»?
— Я могу съесть всю эту связку?
— А?
— Вообще-то мне хватит и одной… или можешь сначала поесть ты, а я потом…
— Ты ненормальный? Считаешь себя собакой, раз готов подъедать чужие объедки? — Глаза Сюэ Мэна стали совсем круглыми, словно он не мог поверить, что такое вообще возможно. — Конечно это все тебе! Вся эта связка и вся коробка — все твое!
Лакированная деревянная коробка для лакомств была настоящим произведением искусства: на крышке золотой краской был нарисован парящий среди облаков журавль. Прежде Мо Жань никогда не видел таких красивых и изысканных вещей.
Он не осмеливался протянуть руку, но его черные глаза буквально пожирали этот прекрасный ларец. От его странной реакции Сюэ Мэн пришел в замешательство и немного раздраженно сам открыл коробку с лакомствами. Сильный аромат молока, фруктов и сладкой клейкой бобовой пасты заполнил комнату. В шкатулке лежало девять пирожных: три ряда поперек и три вдоль. Подрумяненные и хрустящие, словно изысканный и блестящий золотой жемчуг, а также матовые и мягкие с просвечивающей через тончайшее тесто алой бобовой пастой, которые, казалось, порвутся, стоит лишь немного подуть на них.
Юный Сюэ Мэн даже не взглянул на прекрасные лакомства, а просто подтолкнул всю коробку к нему и не терпящим возражения тоном сказал:
— Ешь скорее. Если не хватит, у меня еще есть. Я все равно на них уже смотреть не могу. Хорошо, что теперь можно поделиться с тобой.
Этот маленький господин имел дурные манеры, тон его речей был полон нескрываемого высокомерия, круглые глаза презрительно взирали на него сверху вниз, а нос был задран так высоко, что все его милосердие выглядело не более, чем оскорбительной подачкой.
Но пирожные и засахаренные фрукты, что он дал ему, были невероятно ароматными, сладкими, нежными и мягкими.
После двух жизней, наполненных едкой горечью и кровавой солью, тот полузабытый сладкий вкус, казалось, вновь вернулся на кончик его языка. В сиянии луны Мо Жань смотрел в лицо захмелевшему Сюэ Мэну, а Сюэ Мэн точно так же не сводил с него прищуренных глаз. Через некоторое время Сюэ Мэн широко улыбнулся, но в этот момент он был настолько пьян, что сам не знал, почему ему так хочется смеяться.
[191.8] [191.8] 糖葫芦 tánghúlu танхулу — засахаренные плоды и ягоды на бамбуковой шпажке: боярышник, яблоки, дольки мандарина, клубника и др.