Под серебристым светом луны сконфуженный Сюэ Мэн с напускным безразличием неспешно вышел из тени бамбуковой рощи и, пряча глаза, негромко кашлянул.
Мо Жань даже на миг остолбенел:
— Ты что здесь делаешь?
— Окружному начальнику можно даже пожары устраивать, а простому человеку и лампы зажечь нельзя[191.1]? — Сюэ Мэн все еще отводил взгляд, не решаясь взглянуть на Мо Жаня, и хотя за словом в карман он не лез, покрасневшее лицо выдавало его с головой. — Я тоже просто захотел проведать Учителя.
Мо Жань нутром чуял, что Сюэ Мэн, скорее всего, зачем-то следил за ним. От этой мысли его лицо невольно помрачнело, однако, прежде чем Сюэ Мэн что-то заметил, он быстро взял себя в руки и натянул маску невозмутимости.
— Раз уж пришел, то проходи, посиди немного.
Сюэ Мэн отказываться не стал и сразу направился к бамбуковой беседке.
— Что пить будешь? Чай или что покрепче? — спросил Мо Жань.
— Чай, — ответил Сюэ Мэн, — от любой выпивки я быстро пьянею.
На столе стояли чай и вино. Когда Мо Жань разжигал маленькую глиняную плитку, вспыхнувший в ночи огонек выхватил из темноты черты его лица и силуэт. Он бросил в чайник ингредиенты для приготовления «Восьми сокровищ» и поставил на плиту. Два брата, один — сидя на скамье, другой — оперевшись спиной на столб беседки, какое-то время молча ждали, пока вскипит чайник.
— Почему ты здесь так рано? Ведь Ши Мэй должен был оставаться на страже до полуночи, — наконец, спросил Сюэ Мэн.
— Мне нечем было себя занять, вот я и пришел пораньше, – ответил Мо Жань, а потом с улыбкой добавил, — а ты разве здесь не по той же причине?
Сюэ Мэн подумал, что, похоже, все так и есть.
Мо Жань, должно быть, так же как и он сам, всего лишь хотел позаботиться об Учителе и ничего более. В конце концов, после той битвы во время первого Небесного Раскола, Мо Жань постепенно начал меняться к лучшему и теперь, по прошествии многих лет, сильно отличается от того мелочного скупердяя, которого он знал когда-то. Ценой своей жизни Чу Ваньнин смог спасти своего ученика, и со временем тот вырос уважаемым, порядочным и приличным человеком.
Опустив ресницы, Сюэ Мэн на миг задумался, а потом вдруг рассмеялся.
— Ты чего? — спросил Мо Жань.
— Ничего, просто вспомнил последнее затворение Учителя. В то время ты еще не помирился с ним и за все десять дней лишь раз пришел повидаться. Даже не взглянув на него, ты сразу же заявил, что тебе недостает умений, поэтому у тебя не выйдет хорошо присматривать за ним во время медитации, и убежал помогать отцу приводить в порядок архив. Тогда в глубине души я был очень зол на тебя и даже подумать не мог, что спустя семь лет ты так изменишься.
Помолчав, Мо Жань ответил:
— Люди меняются.
— Появись у тебя шанс вернуться на семь лет назад, ты бы остался или снова сбежал?
— А ты как думаешь?
Сюэ Мэн всерьез задумался об этом, а потом сказал:
— Боюсь, что все те десять дней и десять ночей тебя было бы не отогнать от Учителя.
Мо Жань тихо рассмеялся.
— Хм, и чего ты ржешь? — Сюэ Мэн изменил положение: поставил на бамбуковую скамейку одну ногу, лениво оперся на нее локтем и, запрокинув голову, уставился на своего двоюродного брата сияющими глазами. — Сейчас мы с тобой одинаково тепло относимся к Учителю, и теперь мне кажется, что наши мысли и намерения не должны сильно разниться.
Мо Жань опустил глаза:
— Хм.
Сюэ Мэн отвел взгляд и, изучая ветряные колокольчики, висящие на коньке крыши, сказал:
— Это хорошо. Изначально, когда Учитель умер, я ненавидел сам факт того, что он обменял свою жизнь на твою, но сегодня мне кажется, что ты не такой уж пропащий и бессовестный.
Мо Жань не знал, что тут можно сказать, поэтому снова ограничился неопределенным:
[191.1] [191.1] 只许州官放火,不许百姓点灯 zhǐxǔ zhōuguān fànghuǒ, bùxǔ bǎixìng diǎndēng «окружному начальнику можно даже пожары устраивать, простому же люду и лампы зажечь нельзя» — ср. что позволено Юпитеру, не позволено быку; о двойных стандартах.