Сюэ Мэн, конечно, тут же закатил бы глаза и презрительно фыркнул:
— Какие у них могут быть отношения? Больные на голову педики, отрезанные рукава, вот они кто! Фу, как противно, меня сейчас стошнит!
Если бы после этого ему вдруг сказали:
— Ха-ха! Молодой господин, эти двое — учитель и ученик, так что впредь не стоит вам делать таких поспешных выводов…
Скорее всего Сюэ Мэн, даже не дослушав, вспылил бы и начал орать:
— Какое бесстыдство! Куда это годится?! Кто эти похотливые скоты?! Я прямо сейчас погоню их взашей с Пика Сышэн!
Однако достаточно было бы озвучить, что эти учитель и ученик — Мо Вэйюй и Чу Ваньнин, и Сюэ Мэн наверняка тут же замер бы словно громом пораженный. После того, как на его лице, будто в калейдоскопе, сменилось бы множество самых разных эмоций, схватившись за лоб, он бы сел на землю и заявил:
— В таком случае все, что я тут наговорил раньше, не считается. Ты… да, ты… просто задай мне все эти вопросы еще раз. Я уверен, что наверняка всему этому есть логичное объяснение.
...Вот именно так все и было бы.
В устоявшейся системе ценностей Сюэ Мэна имя Чу Ваньнина просто не могло быть связано с нарушением закона, дисциплины и морали. И уж тем более его Учитель не мог быть вовлечен в подобные грязные и противоестественные отношения, поэтому он, конечно же, сразу отбросил все крамольные мысли и решил, что что-то не так понял.
Но после первоначального шока Сюэ Мэн все еще чувствовал гулкую пустоту в голове и, услышав слова Мо Жаня, упрямо пробормотал себе под нос:
— Что за чушь! Что можно обсуждать в подобном месте?
Чу Ваньнин уже открыл рот, чтобы попытаться объяснить, но в этот момент под прикрытием длинных рукавов Мо Жань незаметно сжал его руку, подав ему знак молчать.
В конце концов, даже трехлетний ребенок лгал убедительнее, чем Чу Ваньнин, так что для них обоих будет лучше, если он возьмет этот разговор на себя.
— Вечером я встретил здесь новогодний пирог с османтусом[186.3], — начал он.
Чу Ваньнин: — ...
Ошеломленный Сюэ Мэн переспросил:
— Что ты нашел?
— Всего лишь дух ароматного и очень сладкого новогоднего рисового пирога с османтусом, — с самым серьезным видом заявил Мо Жань. — Росточком чуть выше тридцати сантиметров, с листом лотоса на голове. Еще у него был хвост, на кончике которого горело синее пламя.
— Что за нечисть такая? В справочниках я ничего подобного не видел.
— Так и я не встречал, — с широкой улыбкой ответил Мо Жань. — Но раз уж удерживающая демонов Пагода ордена Жуфэн рухнула, освободилось множество нечисти, которая считалась давно вымершей. Вдруг этот дух один из них? Так что я решил позвать Учителя взглянуть на него.
Услышав это объяснение, Сюэ Мэн, наконец, смог выдохнуть с облегчением, а к его побледневшему лицу прилила краска. Он и сам не знал почему, но сейчас у него будто камень с души свалился. Он поднял фонарь повыше и, озираясь по сторонам, подошел к ним:
— Так вы нашли этого духа рисового пирога?
— Нет.
Сюэ Мэн зло зыркнул на него:
— Я Учителя спрашивал, а не тебя.
Чу Ваньнин ответил:
— ...Нет, не нашли.
Мо Жань рассмеялся:
— При виде Учителя этот сладкий рисовый пирожок так испугался быть съеденным на десерт, что тут же спрятался.
[186.3] [186.3] 桂花糖年糕 guìhuā táng niángāo гуйхуа тан нянъао — новогодний пирог с сахаром и сладким ароматом османтуса.