Впереди было еще очень много ступеней, и, с одной стороны, Мо Жань страстно жаждал, чтобы эта лестница была как можно длиннее, и он мог бы держать эту руку как можно дольше.
Но другой стороны, ему хотелось, чтобы этот путь был в несколько раз короче, ведь тогда в прошлом Чу Ваньнин страдал бы меньше, когда нес его на себе по этой бесконечной лестнице домой.
Добравшись до вершины, они, наконец, увидели впереди огромные Горные Врата.
Внезапно из тени дерева появилась длинная фигура в подбитом мехом серебристой лисицы плаще, и, прежде чем парочка смогла рассмотреть кто это, они услышали вскрик:
— Учитель?!
Испуганный Чу Ваньнин тут же выдернул руку из ладони Мо Жаня и спрятал ее в длинном рукаве. Только после этого он остановился и поднял голову.
Навстречу выскочил Ши Мэй и тут же побежал к ним вниз по лестнице. В последних лучах заходящего солнца его лицо казалось таким же чистым и свежим, как только что распустившийся лотос, а ярко сияющие глаза и прекрасная улыбка затмили своим сиянием даже закатные облака.
Этот мужчина в самом деле был потрясающе красив.
Скорее всего, Ши Мэй не увидел, что они шли, держась за руки. Было заметно, что он приятно удивлен этой встрече:
— Какое счастье! Наконец-то вы вернулись! — с улыбкой сказал он.
Все случилось слишком внезапно. Смущенный Мо Жань неловко спросил:
— Ши Мэй, ты куда-то уходишь?
— Да, я собирался спуститься в город, чтобы купить кое-что для главы, но и подумать не мог, что могу встретить тебя и Учителя. Несколько дней назад глава получил сообщение с цветком яблони, но вы все не возвращались, и я не мог не беспокоиться...
Чу Ваньнин вмешался:
— Я и Мо Жань живы и здоровы. Как насчет остальных?
— Все в порядке, — ответил Ши Мэй, — молодой господин попал под действие запретной техники, но, к счастью, воздействие было недолгим, и его духовное ядро не пострадало. Последние несколько дней старейшина Таньлан занимался его лечением, и сегодня утром он смог встать с постели и прогуляться.
Чу Ваньнин облегченно вздохнул:
— Это хорошо.
Ши Мэй улыбнулся, взглянул на Мо Жаня и, кротко потупив взор, сказал:
— Я был бы рад пообщаться подольше, но если не приду вовремя, чтобы забрать выписанные лекарства, человек Гу Юэе ждать не будет. Мне нужно идти. Учитель, Мо Жань, увидимся сегодня вечером.
— Да, иди, — ответил Чу Ваньнин, — обсудим все в другой раз.
Когда силуэт Ши Мэя растаял вдали, Чу Ваньнин тут же повернулся и взглянул на стоящего рядом мужчину. Хотя он понимал, что сам выдернул ладонь из руки Мо Жаня, но почему-то тут же почувствовал приступ злости именно на него. Полоснув Мо Вэйюя острым как нож ледяным взглядом, он с досадой тряхнул рукавами и, отвернувшись, пошел прочь.
Мо Жань: — ...
Когда они вместе, наконец, добрались до Зала Даньсинь, то от увиденного просто потеряли дар речи.
Главный зал Пика Сышэн от двери до кресла главы был заполнен золотом и серебром, парчой и шелком, кораллами и редчайшими духовными и драгоценными камнями. Чу Ваньнин даже дверь смог открыть только наполовину из-за того, что она оказалась блокирована кучей привратных духовных плит. Но еще удивительнее было то, что в зале находилось с три десятка очень взволнованных красавиц.
Что касается Сюэ Чжэнъюна, то он безуспешно пытался объясниться с мужчиной, который, судя по по пошиву и цвету ярко-алой форменной одежды, являлся учеником Дворца Хохуан.
— Нет, мы действительно не можем принять этот дар. Все остальное мы возьмем, но этих артисток[182.2], пожалуйста, заберите. Спасибо конечно, но мы здесь не любим слушать песни и смотреть на танцы.
Стоило Мо Жаню войти вслед за Чу Ваньнином, он сразу же почувствовал исходивший от девушек густой запах пудры. Из-за своей чувствительности к этому аромату, он не смог сдержаться и несколько раз громко чихнул.
Сюэ Чжэнъюн тут же обернулся и, увидев их, засиял от радости.
— О! Мо Жань, Юйхэн! Наконец-то вы вернулись! Скорее, помогите мне убедить этого... эээ... этого посланника!
[182.2] [182.2] 歌姬 gējī гэцзи — певицы и/или танцовщицы, которых держали при императорском дворце; устар. артистка.