— Учитель, ваш ученик такой глупый, раз только сегодня смог понять, что вы всегда хорошо относились к нему.
Его глаза полыхали решимостью, когда он поднялся с кровати, встал на колени перед Чу Ваньнином и поклонился ему до земли.
Когда он поднялся, выражение его лица стало серьезным и торжественным:
— Отныне и впредь Мо Жань больше не опозорит вас.
Учитель и ученик в ту ночь говорили о многом, но в основном, конечно, болтал Мо Жань. Если этому парню кто-то по-настоящему нравился, он умел быть милым и очаровательным. Чу Ваньнин в основном молчал и с легкой улыбкой на лице внимательно слушал его, изредка кивая головой. Время пролетело незаметно, и вот уже тусклый рассвет окрасил горизонт, разбавив чернила ночи блеклыми серыми красками зарождающегося дня.
Эта долгая ночь подошла к концу.
Великий мастер Хуайцзуй стоял у каменного моста. Река в этом месте текла так бурно, что вода забрызгала подол его монашеского одеяния, но он не двигался и смиренно ждал, словно и не чувствуя ничего.
Огненный диск утреннего солнца медленно появился из-за горизонта на востоке. Первые лучи, пробившись сквозь листву, отразились от вод бурного потока, что был дорогой в загробный мир. В одно мгновение река преобразилась и стала похожа на расплавленное золото, а гребни волн и пена — на сияющие всеми цветами радуги чешуйки спрятавшегося в пучине дракона.
К этому моменту монах уже пересек границу небытия и находился за гранью смертного мира, поэтому увидеть его мог только тот человек, который найдет и принесет душу Чу Ваньнина. По этой причине, несмотря на то, что Ши Мэй и Сюэ Мэн в оговоренное время пришли к мосту, стоящего на берегу реки монаха они не заметили. Хотя на первый взгляд образцовый наставник казался невозмутимым, однако с каждой минутой пальцы перебирали четки все быстрее и быстрее.
Цзин!
Внезапно прокрученная бессчетное количество раз медная нить порвалась, и бусины солнца и луны посыпались на землю, как первые капли дождя.
Глаза Хуайцзуя широко открылись, плотно сжались губы, а лицо вмиг утратило краски.
Подобное было плохим предзнаменованием. Он погладил оставшиеся на нити бусины, посмотрел на те, что лежали на земле, а затем перевел взгляд на реку. Брызги воды в лучах восходящего солнца блестели, как рассыпанный жемчуг… Лицо ушедшего в свои мысли монаха постепенно становилось все более бледным и лишенным жизни.
— Образцовый наставник! — неожиданно кто-то позвал его. — Образцовый наставник! — этот юный голос был полон ликования и живого тепла.
Хуайцзуй немедленно повернулся на зов и сразу же увидел Мо Жаня, который бежал к нему. В руках он держал духовный фонарь, в глубине которого трепетали, то и дело сливаясь, два огонька — алый и золотой.
Утреннее солнце слепило глаза, но, казалось, лучистые глаза этого юноши горят еще ярче. Раскрасневшийся и задыхающийся от быстрого бега и волнения, он остановился около Хуайцзуя.
— Я нашел его! — Мо Жань сдул со лба выбившиеся из хвоста и упавшие на лицо волосы и бережно протянул монаху фонарь с душой Чу Ваньнина. — Он согласился идти со мной… Он вот… он вот здесь, — Мо Жань, не отрываясь, смотрел на духовный фонарь в своих руках. Было видно, что он колеблется, не решаясь передать душу Чу Ваньнина кому-то другому. Когда он все же протянул фонарь Хуайцзую, монах поднял руку, останавливая его.
Облегченно выдохнув, монах осмотрел юношу с ног до головы, а затем сказал со смехом:
— Раз уж ты его нашел, держи крепко и мне не отдавай.
Мо Жань очень осторожно прижал фонарь к своей груди.
Хуайцзуй взял прислоненный к дереву посох и дотронулся им до глади воды. Капля, упавшая с посоха, стала бирюзовой и, вернувшись в реку, превратилась в плот из зеленого бамбука, скрепленного белой веревкой.
— Дело не терпит отлагательств. Прошу, благодетель, скорее взойди на плот.
Ни для кого в мире живых не было тайной, что воды горного источника Пика Сышэн впадали в реку мертвых, что была частью Подземного мира. Однако попасть в Преисподнюю, справившись вниз по реке, было невозможно, ведь миры были разделены магическим барьером, препятствующим их слиянию.
Однако плот, созданный великим мастером Хуайцзуем, был наделен способностью соединять Инь и Ян в одной точке, существуя в обоих мирах. На этом плоту Мо Жань вместе с душой Чу Ваньнина быстро преодолел тысячи ли и полдня спустя достиг водопада, который был границей Призрачного Царства.
Стена воды, за которой был скрыт мир мертвых, казалось, не имела ни конца, ни края и была необъятна, как сама вселенная. Вода, подобно занавесу из прозрачных бусин, падала вниз с отвесной скалы и, разбиваясь о землю миллионами брызг, превращалась в туманную дымку.
Прежде чем Мо Жань успел что-то рассмотреть, течение подхватило бамбуковый плот и затянуло прямо в пасть водопада, похожего на огромного ненасытного доисторического монстра. Он был не готов к тому, что струи воды, словно бесчисленные острые кинжалы, в тот же миг пронзят его плоть, стремясь разорвать и уничтожить живого человека.
— Учитель!
Даже в минуту смертельной опасности Мо Жань переживал лишь за духовный фонарь, который он крепко прижимал к своему сердцу. Даже увлеченный в бешеный водоворот, когда небо и земля множество раз поменялись местами, Мо Жань все также крепко сжимал фонарь в своих руках...
Он не знал, сколько это длилось, но, наконец, оглушительный рокот водопада перестал резать его уши.
Ливень, что причинял боль, словно казнь «тысячи надрезов[105.1]» также мгновенно стих.
[105.1] [105.1] 凌迟 língchí линчи — казнь «тысячи надрезов»: древняя пытка, постепенное срезание кожи и частей тела с еще живого человека.