Он и сам не знал ответа на этот вопрос.
Но все же в этом погруженном в воду мертвом теле осталось что-то изначально чистое, позволяющее сохранить воспоминания о пережитом опыте.
Когда Чу Ваньнин был жив, они редко могли быть вместе вот так, тихо и мирно.
Теперь, когда Чу Ваньнин умер, между покойником и живым человеком зародилась какая-то бесчеловечная, но полная нежности связь. Мо Жань все чаще брал кувшин «Белых Цветов Груши» и шел повидаться с ним. Он больше не упрекал его, просто смотрел и почти не разговаривал.
Теперь, когда повстанческая армия окружила гору, он знал, что его жизнь подошла к концу. Вещи на Пике Сышэн остались прежними, но люди стали совсем другими. Только труп Чу Ваньнина был единственным старым другом, который остался с ним до самого конца.
Сейчас Мо Жаню как никогда захотелось поговорить по душам с этим холодным телом. Все равно Чу Ваньнин был мертв. Он не мог возразить ему, не мог отругать. Что бы Мо Жань сейчас ни сказал, ему остается только послушно выслушать его.
Однако, когда он разомкнул губы, у него вдруг перехватило горло.
В конце концов, Мо Жань смог выдавить только одну фразу:
— Учитель, позаботься обо мне.
Автору есть что сказать:
Сумасшедший 0.5 опять взбесился, фэйспалм... А всего то и нужно было еще щенком привить его от бешенства.
Глава 102. Учитель Учителя
Учитель, позаботься обо мне.
Когда они в первый раз встретились у Пагоды Тунтянь, Мо Жань сказал эти слова.
Тогда Чу Ваньнин стоял там с закрытыми глазами, и только когда Мо Жань окликнул его, он посмотрел на него сквозь занавес ресниц.
И это были последние слова, которые произнес Мо Вэйюй, навсегда покидая Павильон Алого Лотоса.
Но в тот момент глаза Чу Ваньнина были закрыты, и сколько бы Мо Жань не звал, он не мог открыть их и посмотреть на него.
В конце концов, сделав полный круг от Пагоды Тунтянь до пруда с лотосами, все пришло к своему концу[102.1].
Годы ненависти и любви рассеялись, оставив после себя лишь вымораживающий до костей холод.
Мо Жань допил кувшин грушевого вина и, греясь в лучах заката последнего дня его жизни, начал долгий спуск с самой южной горы Пика Сышэн. На следующий день ворвавшаяся во Дворец Ушань повстанческая армия могла только засвидетельствовать тот факт, что человек, который на протяжении последних десяти лет был причиной всех несчастий этого мира, Наступающий на бессмертных Император в свои тридцать два года умер, покончив с собой.
Так прошли его две жизни.
Мо Жань открыл глаза.
Всю ночь он грезил на усыпанной опавшими цветами земле в тени Пагоды Тунтянь. Очнувшись ото сна, он далеко не сразу смог прийти в себя и понять, где находится, и бессознательно продолжал бормотать:
— Учитель… позаботься обо мне...
А потом он вспомнил, что и в этой жизни Чу Ваньнин уже умер.
В его наполненной горечью прошлой жизни только Чу Ваньнин оставался с ним до конца. В этой жизни Мо Жань не хотел вновь становиться на путь зла, но Чу Ваньнин все равно не сможет увидеть этого.
Должно быть, Бог разгневался на него, или это была злая шутка судьбы. В прошлой жизни он заставил Чу Ваньнина возненавидеть жизнь, поэтому в этой Небеса позволили ему уйти первым.
Мо Жань прикрыл рукой воспаленные веки, не в силах больше сдерживаться. Горло перехватило так, что он не мог дышать.
Издалека долетел полный беспокойства крик Сюэ Чжэнъюна. Дядя искал его:
— Жань-эр, где ты?! Жань-эр! – звал он.
[102.1] [102.1] Идиома 尘埃落定 chén’āi luò dìng чэньайло дин — «пыль осела»; мирская суета превратилась в ничто; все случилось как было предопределено судьбой.