К своей жене из прошлой жизни Мо Жань испытывал только ненависть и глубочайшее отвращение. Эта неизгладимая брезгливость появилась задолго до его перерождения, еще в прошлой жизни, подобно яду, она проникла в его костный мозг, став его неотъемлемой частью.
После возрождения Мо Вэйюй ни разу не виделся с ней лицом к лицу, и ощущения от тех встреч были несравнимы с тем отвращением на грани тошноты, что он испытал сейчас.
Сун Цютун выглядела очень хрупкой девушкой, всегда говорила тихим нежным голоском и напоминала незрелый зеленый плод, скрытый по ранней осени за пышной листвой дерева. Не такой ароматный, как цветы, да и цвет совсем неброский, но сочная и нежная мякоть и округлые формы так соблазнительны и свежи, что кажется, стоит только вонзить в него зубы и сможешь сполна насладиться терпким кисло-сладким соком.
И только укусив его, ты почувствуешь распространившийся по всему плоду мерзкий вкус от разлагающегося внутри заплесневелой сердцевины мертвого червя.
На самом деле, по сравнению с ним, даже в прошлой жизни Сун Цютун не совершала чудовищных злодеяний. Вряд ли таковым можно назвать предательство Духовной школы Жуфэн, что когда-то спас ей жизнь. Или то, что после того, как Мо Жань вырезал население целого города, она ради собственной защиты передала ему Е Ванси. Или то, что когда все земли Линьи были залиты кровью, а вместо городов остались лишь горы трупов, она, не скрывая радости, наслаждалась подарками Мо Жаня, рядилась в золото и украшала себя драгоценностями, изо всех сил стараясь угодить новому хозяину.
Когда бойня в городе закончилась, эта женщина, казалось бы, искренне рыдала над трупом Е Ванси, но после, когда этот человек замолчал навек, заявила, что он всегда был жесток с ней, не давая ни дня продыха, и что если бы не Мо Жань, она бы всю жизнь пахала как лошадь и умерла от истощения.
«Что тут добавить?» — про себя подумал Мо Жань. — «Что еще?»
Наньгун Сы был нетерпеливым человеком. Некоторые блюда запаздывали, так что он лично направился на кухню, чтобы поторопить поваров. В комнате остались лишь те двое, что в прошлой жизни были супругами.
— Молодой господин Мо, позвольте этой чашей выразить вам мое почтение, — сказала она, наливая ему вина и из-под рукава можно было разглядеть тонкое запястье, на котором красовался ярко-красный браслет.
Повинуясь импульсу, Мо Жань поднял руку и крепко схватил ее за запястье.
Она тихо ахнула и подняла на него испуганный взгляд зеленых глаз, прозрачных как поток речной воды.
— Молодой господин Мо, что вы...
Мо Жань на мгновение задержал взгляд на ее лице, а потом посмотрел на тонкие пальцы ее нежной руки.
— Какие прекрасные руки, — после долгой паузы мягко сказал он, но выражение его лица стало еще холоднее, — барышня Сун, вы умеете играть в вэйци?
— Немного, не слишком хорошо...
— Такие прекрасные руки словно созданы для того, чтобы играть в вэйци, — серьезно сказал Мо Жань. Снаружи послышались шаги Наньгуна Сы и лай его ручного волка.
— Прошу прощения за дерзость, — Мо Жань отпустил тонкое запястье Сун Цютун, вытащил носовой платок и тщательно вытер пальцы.
Снаружи красный свет закатного солнца освещал празднично украшенное к Весеннему Фестивалю здание трактира.
Выражение лица Мо Жаня не отражало его истинных чувств, и вел он себя так, будто ничего не произошло. Хотя Сун Цютун без всякого повода столкнулась с презрением с его стороны, но благодаря давней привычке терпеть унижения, она быстро справилась с чувствами, и даже налила Мо Жаню вина.
Тот пить не стал и впоследствии больше не притронулся к чарке.
Наньгун Сы спросил:
— Брат Мо, скоро встреча на горе Линшань. Вы ученик образцового наставника Чу и не можете посрамить его имя. Вы готовы?
— Я не поеду.
— Вы... это серьезно?
— Серьезно, — Мо Жань улыбнулся. — Моего двоюродного брата более чем достаточно. Заклинатели со всего мира соберутся на горе Линшань, а я не слишком люблю шумные сборища и не хочу ехать туда.
Было видно, что Наньгун Сы не поверил. Прищурив свои карие глаза, он пронзил его хищным взглядом ястреба, заметившего добычу.
Но Мо Жань спокойно и прямо смотрел на него, не пытаясь отвести глаза.
Ястреб некоторое время рассматривал скалу, пока не убедился, что это и правда всего лишь скала и за ней нет ни спрятавшегося зайца, ни притаившейся змеи.
Он откинулся на спинку стула, и, повертев в руках палочки для еды, вдруг ухмыльнулся:
— Тогда, выходит, что я не увижу вас на собрании на горе Линшань?