Автору есть, что сказать:
когда Учитель проснется, он увидит Мо Жаня в версии 2.0 ~ Не пропустите! Подготовьтесь к обновлению системы!
Глава 120. Учитель в уединении[120.1]
Сквозь облака пробились первые лучи грядущего рассвета, и красное зарево постепенно затопило небо. Несмотря на столь ранний час, множество учеников в белых одеждах собралось у Павильона Алого Лотоса и, склонив головы, встали по обе стороны дороги.
— Бум! Бум! Бум!
Звук утреннего колокола донесся с башни Тунтянь, и из предрассветной дымки появились несколько человек, медленно несущих на плечах ледяной гроб. Первым шел Сюэ Чжэнъюн, вторым — старейшина Таньлан, за ними следовали Мо Жань и Сюэ Мэн, слева и справа двигались Ши Мэй и монах в ветхой потрепанной кашае[120.2]. Все они медленно шагали сквозь утренний туман по скользким плитам из голубовато-серого известняка.
Монах нес фонарь. Хотя небо уже просветлело, его сияние оставалось таким же ярким, и этот ослепительно-прекрасный золотой свет, подобный раскрывшемуся навстречу летнему солнцу цветку, неудержимо притягивал все взгляды.
При приближении процессии ученики еще ниже склоняли головы и боялись даже дышать. Все они были уже наслышаны о том, что просветленный великий мастер Хуайцзуй из Храма Убэй специально приехал ради старейшины Юйхэна и, судя по всему, это был никто иной, как этот невзрачный и заурядный на вид монах. В конце концов, любопытство у юных учеников ордена не смогло победить трепет перед лицом легендарного человека, и они только украдкой поглядывали на монаха, медленно идущего по длинной горной тропе. Понурив головы, юные адепты вслушивались в мерный стук его посоха и изучали потертые башмаки из пеньки, пока великий мастер не ушел далеко вперед.
Гроб плавно несли по горной тропе. Поскольку это было возрождение, а не похороны, никто не плакал. На территории Павильона Алого Лотоса Хуайцзуй осмотрелся по сторонам и сказал:
— Положите его на берегу пруда с лотосами. Это место наполнено мощной духовной энергией, что значительно облегчит мою работу.
— Да, как скажете, великий мастер! — Сюэ Чжэнъюн, направляя остальных, проследил, чтобы гроб водрузили в указанное место. — Великий мастер, если вам нужно что-то еще, только рот откройте, и все будет. Спасая Юйхэна, вы возвращаете половину моей собственной жизни. Поэтому этот Сюэ обязательно сделает все возможное, чтобы помочь вам!
— Спасибо за вашу доброту и участие, глава Сюэ. Пока что этому скромному монаху нечего у вас просить, но если такая нужда возникнет в будущем, смогу ли я обратиться к Главе?
— Конечно, великому мастеру не нужно быть таким вежливым!
Хуайцзуй благодарственно сложил руки и с улыбкой поклонился Сюэ Чжэнъюну, затем повернулся и посмотрел на собравшихся на территории надводного павильона людей:
— Этому лишенному таланта бедному монаху потребуется пять лет, чтобы вернуть душу старейшины Чу в его тело. Чтобы избежать вмешательства извне и ненужной суеты, сегодня Павильон Алого Лотоса закроет свои двери[120.3] и откроется только в день возрождения Чу Ваньнина.
Хотя Сюэ Мэн уже знал о сроке в пять лет, стоило ему услышать от Хуайцзуя подтверждение того, что придется ждать так долго, глаза его тут же покраснели от подступающих слез. Он низко опустил голову, так ничего и не сказав.
— Если вы хотите попрощаться со старейшиной Чу, пожалуйста, подойдите к гробу сейчас. Пройдет более тысячи дней, прежде чем вы сможете увидеться вновь.
Множество людей по очереди подходили к телу.
Первыми, один за другим, подошли попрощаться Сюэ Чжэнъюн и другие старейшины.
— Хочу встретиться с вами как можно скорей, — сказал Сюэ Чжэнъюн.
— Просыпайся скорее, — добавил старейшина Таньлан.
— Надеюсь, что все пройдет без осложнений, — произнес Сюаньцзы.
Старейшина Луцунь вздохнул:
— Вам можно позавидовать. Пролежите так в заморозке пять лет и ни на день не постареете.
Остальные старейшины тоже внесли свою лепту в церемонию прощания: кто-то говорил много, кто-то ограничился парой слов. Вскоре настала очередь Сюэ Мэна. Сначала он пытался держаться, но в итоге сорвался и разрыдался над гробом Чу Ваньнина.
Наконец, он собрался и, остервенело вытерев слезы с заплаканного лица, голосом, срывающимся от душивших его слез, сказал:
— Учитель, пока вас нет, я брошу все силы на то, чтобы мастерски овладеть своим мечом, и на собрании на горе Линшань не посрамлю ваше имя. Когда проснетесь, то увидите, что я занял достойное место в списке лучших. У моего учителя не может быть бездарных учеников.
Сюэ Чжэнъюн подошел и похлопал его по плечу, но Сюэ Мэн не вцепился в него в поисках поддержки, как это было всегда, а вытер слезы и, насупившись, отвернулся. В глазах Учителя он больше не хотел выглядеть маленьким мальчиком, вечно прячущимся за отца.
Когда подошла очередь Ши Мэя, его глаза тоже увлажнились. Какое-то время он просто молча смотрел на Чу Ваньнина, а затем, так ничего и не сказав, отступил в сторону.
После того, как он ушел, в гроб аккуратно положили бледно-розовый цветок яблони. Рука, что принесла сюда этот цветок все еще выглядела по-юношески худой, но была уже довольно пропорциональной и красивой.
[120.1] [120.1] 闭关 bìguān бигуань «закрыть двери»/«оборвать связи» — уединиться; закрыть ворота крепости; будд. уйти в затвор, уединяться для молитвы (созерцания), духовная практика в уединении.
[120.2] [120.2] 袈裟 jiāshā будд. кэса, кашая — монашеская ряса из разноцветных лоскутов, обычно желтого, коричневого или оранжевого цвета.
[120.3] [120.3] 闭门谢客 bìménxièkè бимэньсекэ «запереть двери и не принимать гостей» — обр. в знач.: жить затворником, отказываться от общения с миром.