На высоком деревянном помосте стоял крепкий темнокожий старик, облачённый в некое подобие сутаны. Он красноречиво докладывал сотне слушателей текущую политическую обстановку.
Слушатели внимали речам оратора, опустив головы. Их — вооружённых и организованных — собирались отправить на подавление восстания. Судьба только-только получивших свободу рабов повисла на волоске.
Впрочем, их проблемы меня мало заботили.
Куда больший интерес вызывала потрёпанная книга, висевшая на поясе старика.
И Клоп, который лежал у его ног.
Глава 12
Клоп был в три слоя обмотан стальными цепями. Он лежал на помосте, а несколько человек снизу прижимали его к полу крюками на длинных древках. Похоже, Король успел оценить возможности юного упыря…
То, что передо мной сам Король, я не сомневался. Слишком уж почтительно его слушали. Не как командира — пусть и очень уважаемого — а, скорее, как отца. Окружавшие помост бойцы, казалось, даже дышали через раз, чтобы не упустить ни слова.
Нашего появления никто не заметил — никакой охраны на входе не было. То ли Король слишком расслабился в своём логове, то ли имелись какие-то другие обстоятельства, о которых я пока ничего не знал. В любом случае, лезть на рожон не стоило — сперва нужно было осмотреться.
Я сразу отправил Молчуна обратно в тоннель — он предупредит, если кто-нибудь появиться со спины. Мужичок с облегчением выдохнул и поспешил скрыться в темноте.
Сам я скользнул в сторону, укрывшись за обломками толстенной колонны. Когда-то она подпирала свод, а теперь завалилась набок и раскололась на части.
Сабалей неловко последовал за мной.
Он выглядел так, словно собрался отойти в мир иной — искривлённое от страха лицо, бледная кожа… Шедший от стен и потолка свет придавал ей приятный голубоватый оттенок. В общем, не живой человек, а покойник, случайно сбежавший из морга.
Мужчина вжался в камень и замер — казалось, он сам решил стать частью колонны.
Я не опасался, что нас заметят. По сторонам здесь никто не смотрел — всё внимание аудитории захватил Король.
Зал был огромен, но великолепная акустика позволяла слышать слова оратора так, словно он находился в двух шагах от меня. Впрочем, ничего интересного Король не говорил. Обычный пафосный трёп о долге, дисциплине и о том, как межзвёздные корабли бороздят просторы Большого Театра.
На мгновение почудилось, что я снова очутился в ленинской комнате, а ротный замполит высокопарно рассказывает мне о неизбежной победе коммунизма…
В Советской армии подобные речи обычно вызывали у солдат лишь приступы зевоты. Мы смотрели перед собой осоловевшим и остекленевшим взглядом, делая вид, что впитываем мудрость руководства. Сами же думали о чём угодно, только не о том, о чём нужно.
Многие умудрялись даже спать с открытыми глазами — это искусство легко освоить, когда неделями не видишь подушку и одеяло.
Здесь, правда, дело обстояло совершенно иначе. Окружавшие помост бойцы внимали несущимся со «сцены» банальностям с большим интересом. Тёмные люди, что ещё сказать.
Король вещал о необходимости загнать распоясавшееся быдло обратно в стойло, о неизбежности справедливого наказания за устроенный рабами бунт и о том, что впредь им придётся забыть о доброте и милосердии.
Я усмехнулся. Думаю, для всех здесь присутствующих слова «доброта» и «милосердие» были чем-то вроде ругательств.
Пока Король проводил с личным составом воспитательную работу, я изучал обстановку. Огромный зал был практически пуст — незаметно подобраться к помосту станет весьма непросто.
Впрочем, я не собирался лезть вперёд, пока бойцы не отправятся усмирять восставших. А когда каратели уйдут, можно будет нанести удар…
— Врагам — смерть! Нам — победа! — Король воздел руки к небу.
«ДетЯм — мороженое, бабе — цветы».
В голове снова всплыли слова из старой комедии. Всему виной то, что голос Короля был удивительно похож на голос актёра Папанова.
Судя по шевелению среди бойцов, выступление подходило к концу. Это радовало. Пропагандистский бред причинял почти физическую боль.
— В завершение — напутствие, — Король хлопнул в ладоши. — Возвращайтесь с победой!
Хлопок явно был условным сигналом, потому что сразу после него двое Чистых затащили на помост какой-то постамент. Сверху его покрывала тёмная, блестящая ткань.