Слышит?
Подслушивает? Не то, чтобы я сильно против, но… как-то оно неудобно, что ли. Или удобно?
— Вы ведь пришли за нею, верно? Уговорить меня отдать…
— Мы хорошо заплатим, — Цисковская не стала юлить. — Род мой стар, велик и состоятелен. А ты молодая красивая девочка, у которой вся-то жизнь впереди. И эту жизнь можно сделать комфортной. Скажем… ты можешь вернуться в Москву. Получить квартиру… две или даже три комнаты. Приличный район. И солидная сумма компенсации.
Ага. Верю. Причем, согласись я, все будет, и квартира, и компенсация. И с размером её поторговаться можно, потому что…
— Зачем? У вас и вправду род древний и славный. Своей силы хватает. Зачем еще и эта?
— Силы мало не бывает.
— На самом деле. Мне просто интересно. Раз уж так пошло.
— Внучка моя… — Цисковская чуть поморщилась, явно не рассчитывая на столь откровенную беседу. Но и лгать не стала. Верно. Ведьмы ложь чуют.
Ну… когда они не влюблены и головой работают, а не только воздушные замки в оной возводят.
— Хорошая девочка. Милая. И происхождение подходящее… но слегка не дотягивает уровень.
— До чего?
Молчание.
И хмурое такое, недовольное…
— До того, чтобы войти в круг потенциальных невест его императорского высочества, — этот голос заставил меня подпрыгнуть. — Доброго утра, госпожа Ангелина…
Княжич высунулся-таки на кухню.
— Извините, у вас тут просто так пахнет… — кончик носа его дернулся. — Не усидел. Со вчерашнего дня маковой росинки во рту не было.
И ближайший бутерброд цап.
И в рот.
— Я не знала, что у вас гости, — Цисковская определенно удивилась. И не обрадовалась.
— Да какие гости, — отмахнулся князь, который умудрялся мало того, что говорить с набитым ртом, так еще и весьма внятно. — Свои люди… так вот, собственно говоря, я слышал, что весьма скоро отправят приглашения…
И ко второму бутерброду тянется.
А он смелый. Недавно еще бегал от приворотного зелья, теперь вон ведьмины бутерброды жует, а ведь в них многое запихать можно. Но князю, кажется, плевать.
— Стало быть, верно оно… на самом деле все довольно банально. Цесаревичу давно уже не восемнадцать и даже не двадцать. К тому же единственный сын… оно, конечно, по нынешним временам и женщина наследовать может, но на деле, чем оно выше, тем традиционней.
И пальцы облизывает.
Он точно княжич?
Гришка вон даже не всякий платок использовал. И салфетки одноразовые терпеть не мог, требовал всенепременно льняные, чистые и отглаженные.
А я, дура бестолковая, и стирала, и гладила, и боялась, что сложу неправильно, с заломами.
Нет, и вправду дура.
— Вот вопрос о свадьбе и встал… остро. Острее некуда. Да… сперва-то ждали восемнадцати лет. Опять же, дар стабилизировался. Там это сложно, есть свои нюансы. Чем силы больше, тем оно и тяжелее.