— Мы тоже разными выходим… в ком-то кровь людская сильна, их наверх тянет. Тогда-то отец и дозволяет уйти. Порой и сам находит семью хорошую, которая готова дитя принять. Не совсем малое, но тут как у кого… кто-то с младых лет без солнца мается и чахнет, а кого-то уже в век девичий наверх тянет. Я вот ходила из интересу. Мне и там, дома, хорошо. Спокойно. Люди шумные очень.
— Что есть, то есть.
Змеевна кивнула.
— Ведьминой ночью я его и встретила… красивый был. И веселый. Сыграл мне на дудке. Поцеловал… оно и получилось.
Глянула исподволь.
— Не осуждаешь?
— За что? За любовь?
— Не любовь это. Не та, что у людей… мы-то иные, в ком кровь полозова сильна. Мы-то любить так, как вы, не умеем… отец жен уважает, бережет, но как отходит их срок, то не льет слез, не горюет. И по нам… я такая же. Думала, что такая… там, в ведьмину ночь, мы все становимся немного людьми.
Слушаю внимательно.
— И я вот… встретила. И решилась. Многие сестры мои так и остаются, на сам, а порой вовсе вниз идут, туда, где в огненных реках плавится золото. Им там хорошо. Я же… так уж вышло, что ночь та мне дитя подарила. Сына. Огнеяром я его нарекла.
— А Всеволод…
— Скоро стало ясно, что тяжело дитяти в подземных чертогах. Слабеньким он был, хотя рос…
Рос, рос и вырос.
— На другой год я хотела его отцу показать. Искала… нашла. Он обо мне и забыл, верно. Другую женой назвал. И у нее дитя народилось, да… а нам он вовсе не обрадовался. Мне обидно сделалось. Но я простила. Забрала сына и ушла. А дождался бы…я бы наградила. Но раз он не царевну выбрал…
Она зашипела.
Простила? Может, и так. Но ведь жива обида. И нет, верно, не в любви дело. А в том, что ей, цесаревне, дочери самого Полоза, другую предпочли.
Пускай.
— Я думала, что буду растить сына. Жить с ним вдвоем… но и того не вышло. А что вышло, то вышло.
Я поежилась. Нет, не знаю, что он был за человеком, тот князь, но вот… если и вправду он там, в яме, то… то это не годы, это сотни лет лежит! Ни жив, ни мертв.
— Три года Огнеяру исполнилось, когда вывела я его к людям. И людям отдала… договор заключила, как делал до того мой отец. И сестры мои иные…
Она замолчала.
И вздохнула.
Тонкие пальцы дрогнули, показалось, что вот-вот вцепятся они в узорчатую ткань да сомнут, сдавят её. Но нет, разгладили, пробежались по узору из крохотных змеек.
— Та женщина, что взяла его, была не из богатых, но добрая… мне про нее змеи говорили.
— А…
— В них тоже капля крови отцовой, так что я их разумею. И они меня. Она стала хорошей матерью моему сыну. Ласковой. Доброй. И он к ней привязался.
Вздох… зависти?
— А князем как стал?
— От ума великого. Она при доме служила одном, а в том доме муж жил весьма ученый. Может, маг, может, ведьмак или так кто… теперь уж разве упомнишь.
Действительно.