Гадюка поднялась.
В природе они на такое не способны, чай, не кобры, чтоб выплясывать. Но эта потянулась вверх, и тянулась, становясь выше и выше, и массивное тело её с тихим шелестом поднималось. Задрожал воздух.
А змея обернулась девицей.
— И тебе поздорову, — сказала она.
Красивая.
Нет, на самом деле красивая. Черты лица тонкие, волос… не золотой, скорее бурый, как шкура гадючья. Только нити в ней все же посверкивают.
Глаза вот, те золотые, чистые. И зрачок нечеловеческий.
— Простите, что побеспокоила… — не знаю, что говорить надобно.
Лучше бы и вправду жених приснился.
С женихами я хотя бы знаю, что делать.
Змеедева рассмеялась звонко.
— Жениха хочешь? Какого? Скажи, и любой твоим будет… — произнесла она. — Дам тебе зелье особое…
— Не надо.
— Не приворотное. Яд ведь змеиный не только убивать, но и исцелять способен.
— Знаю.
У нас была и практика в террариуме. Не скажу, что вспоминаю с содроганием, но и без особой теплоты. Все же змеи — это такое вот… такое.
— И на многое иное. Может кровь мужскую зажечь, да так, что только ты это пламя погасить и сумеешь. Только с тобой ему будет хорошо.
И чем оно от приворота отличается? Впрочем, молчу. Нет, не молчу.
— Спасибо, княгиня, велик твой дар, да только… глупая я. Хочу, чтоб меня любили, не по-за зелья, а… впрочем, можно и одной. Я привыкла.
Не нахмурилась Змеевна.
Улыбнулась только печально.
— Понимаю… я тоже хотела так вот. Да…
— Не вышло?
— Вышло, но не то.
— И у меня.
Вздохнули обе. И я решилась.
— Я ведь не случайно здесь оказалась, верно? Это же не сон? Не только сон? И меня позвали… кто, правда, не понимаю. Яму вот видела. Была в яме.
— Глубокой, — она прикрыла глаза и показалось, что вот-вот расплачется. — Темной да волглой. Опутан цепями, скован кореньями ведьминого древа. Словом да кровью от мира укрыт.
— Кто?
— Сын мой…