Читать книгу «Хонор Харрингтон. Компиляция. Книги 1-14» онлайн.
— Если не возражаете, коммандер Харрингтон, я бы действительно предпочел поговорить с вами наедине, — сказал он.
— Коммандер МакКеон — мой старший помощник, сэр, — ответила Хонор со спокойной учтивостью.
— Понимаю, но я надеялся обсудить определенные… конфиденциальные вопросы. При всем моем уважении к коммандеру МакКеону, боюсь, мне действительно придется настаивать на беседе с глазу на глаз.
— Сожалею, но это вряд ли возможно, мистер Гауптман. — Хонор сохраняла доброжелательность, и одному богу известно, чего ей стоило убрать из голоса оттенок раздражения. Она выдвинула собственное кресло, опустилась в него, указав МакКеону место справа от себя, и вновь улыбнулась Гауптману.
На лице посетителя появились первые признаки естественных проявлений чувств. Твердые скулы покрылись легким румянцем, ноздри чуть заметно раздулись. Она отказалась выполнить его требования! Да, Клаус Гауптман явно не привык к ситуациям, когда противятся его воле. Это очень плохо, но ничего, пусть понемногу привыкает.
— Понимаю.
Он тонко улыбнулся и сел в предложенное кресло, откинувшись на спинку, скрестив ноги с элегантной непринужденностью, словно ставя печать персонального владения на это корабельное помещение. Хонор просто сидела и ждала, чуть наклонив голову и надев внимательную, учтивую улыбку. МакКеон нацепил свое официальное выражение, делающее его лицо похожим на маску, — такое знакомое и такое ненавистное, но на сей раз адресованное не капитану.
Харрингтон, продолжая улыбаться, изучала Гауптмана и ждала, когда он начнет, а в ее сознании прокручивалось все, что она знала и слышала о нем.
Клан Гауптманов считался одним из богатейших в истории Мантикоры, но не имел ни малейшего отношения к аристократии. Среди самых могущественных семей такое сочетание встречалось редко, но, судя по всему, Клаус Гауптман испытывал некоторую извращенную снобистскую гордость от отсутствия в нем голубой крови.
Как и предки Хонор, первый Гауптман прибыл на Мантикору только после Чумы 22 года После Прибытия — или 1454 эры Расселения, по стандартному летоисчислению. Исходная «Мантикорская Колония Лтд.» немало заплатила за права на систему Мантикоры в 774 году э.р. именно из-за третьей планеты Альфы Мантикоры, также получившей имя Мантикора и так похожей на Старую Землю.
Но даже самый похожий на Землю мир для поселения в нем людей нуждается в некотором терраформировании. В случае с Мантикорой потребовалось всего лишь завезти с Земли основные пищевые культуры и тщательно выведенных представителей животного мира. Несмотря на длинный мантикорский год и растянутые сезоны, земные формы жизни с легкостью приспособились к новой среде обитания.
К сожалению, легкость адаптации оказалась палкой о двух концах. Некоторые мантикорские организмы сами приспособились к присутствию человека. Одному из местных грибков-сапрофитов понадобилось каких-то сорок земных лет для трансформации в штамм опасной болезни.
Туземная чума разразилась с силой атомного взрыва…
Медики потратили целое десятилетие на борьбу с напастью. Болезнь унесла жизни шестидесяти процентов мантикорцев, а из тех, кто родился на Старой Земле, уцелела едва ли одна сотая. Ряды измученных колонистов поредели слишком сильно, подавляющее большинство подготовленных на Земле специалистов погибло. Казалось, человеческие поселения обречены. Но тут, словно в качестве компенсации за пережитый кошмар, судьба подарила колонии возможность влить в жилы свежую кровь.
Первые переселенцы отправились на Мантикору до изобретения парусов Варшавской и гравидетекторов, которые свели риск путешествий в гиперпространстве до уровня, приемлемого для пассажирских судов. Тогда еще не было даже импеллерной тяги, и их путешествие в анабиозных камерах на борту субсветового корабля «Язон» заняло больше шестисот сорока земных лет. За те века, что они проспали, механика межзвездных путешествий претерпела революционные изменения.
Теперь же новые технологии позволяли набирать колонистов во внутренних мирах и не тратить многие годы на их доставку.
Роджер Уинтон, президент и исполнительный директор «Мантикорской Колонии Лтд.», перед отбытием создал Цюрихский Трест Мантикорской Колонии и вложил туда каждый пенни, оставшийся после затрат на оснащение экспедиции и покупку прав колонизации у первооткрывателя. С учетом долгих лет пути, разделяющих Солнце и новые миры, мало у кого из представителей других колониальных проектов возникала подобная мысль. Роджер Уинтон оказался человеком дальновидным, и проценты, набежавшие за без малого семьсот лет, обеспечили мантикорцам завидный кредитный баланс на Старой Земле.
Уинтон и его сподвижники оказались в состоянии не только завербовать необходимые подкрепления, но и, в случае нужды, оплатить этим колонистам проезд к их новому и далекому дому. Однако, озаботившись сохранением политического контроля в свете такого наплыва новичков, оставшиеся в живых представители первой волны переселения и их дети приняли новую конституцию, превратив колонию из управляемой выборным советом директоров в Звездное Королевство Мантикора во главе с королем Роджером Первым — первым монархом из Дома Уинтонов.
Акционеры «Мантикорской Колонии Лтд.» получили обширные участки земли и право на разработку полезных ископаемых на других планетах системы в прямой пропорции к их исходным капиталовложениям. Новая конституция превратила их в наследственную аристократию, но не выделила в закрытую касту. Обширные пространства на планете оставались ничейными, и те новые колонисты, кто мог оплатить проезд, по прибытии получали земельные наделы, эквивалентные его стоимости. Тем же, кто мог вложить больше стоимости проезда, гарантировалось право покупки дополнительных участков. Возможность сделаться полноправными дворянами привлекла интерес исключительно высокого процента молодых, умелых, хорошо оплачиваемых профессионалов: врачей, инженеров, педагогов, химиков, физиков и биологов — именно тех людей, которые требовались для поддержания пошатнувшейся колонии и которых могли привлечь только очень немногие миры. Они приезжали получать и расширять свой гарантированный кредит, и многие из так называемых «вторичных акционеров» сделались полноправными графами и даже герцогами.
Те, кто мог оплатить большую часть переезда, получали пропорциональные внесенной плате земельные наделы, небольшие по местным стандартам, но по меркам внутренних миров — огромные. Такие люди пополнили ряды мантикорских свободных землевладельцев — йоменов. Их семьи сохранили стойкое чувство независимости и до сих пор. Предки Хонор вышли как раз из них.
При всем при том большинство новичков составляли так называемые «нулевики». Порой все их имущество умещалось в заплечном мешке. Как, например, у Хейнрика Гауптмана.
Традиционные формы обращения, принятые потомками йоменов и «нулевиков», дожили до нынешнего момента. Они используются все реже, но воспоминания о социальных различиях берегут и те и другие. Первые гордятся древностью и размерами земель, вторые — тем, что их предки сумели подняться из самых низов. Клан Гауптманов никогда не забывал о своих бедняцких корнях. Восхождение семьи к нынешнему величию началось два мантикорских столетия назад с праправнука Хейнрика, однако Клаус Гауптман, способный на оставленное ему наследство купить и продать с десяток герцогств, по-прежнему предпочитал говорить о себе — по крайней мере публично — как о выходце из «маленьких людей». Это не мешало магнату крепить деловые связи с аристократией и наслаждаться властью и роскошью положения князя торговцев или принимать активное участие в мантикорской политике, но в основе его имиджа лежало «бедняцкое наследие». Он говорил о себе как о личности, добившейся всего самостоятельно, и предпочитал не упоминать о богатстве, окружавшем его при рождении.
Именно это представление о себе привело его сегодня сюда, сказала себе Хонор. Она задела его. Она поймала его — или хотя бы его служащих — на нелегальной торговле, а для человека, исполненного гордости и сознания собственной важности, это истолковывалось не иначе, как прямое нападение на него лично. В собственных глазах Клаус Гауптман единолично олицетворял картель Гауптмана, любое действие против организации превращалось в личное оскорбление — а он оскорблений не прощал.
— Очень хорошо, коммандер Харрингтон, — произнес наконец магнат. — Я перейду прямо к делу. По каким-то своим соображениям вы сочли уместным ущемить мои интересы на Василиске. Я хочу, чтобы это прекратилось.
— Сожалею, если вы рассматриваете выполнение моих обязанностей как «ущемление», мистер Гауптман, — спокойно сказала Хонор. — К сожалению, моя присяга Короне требует от меня исполнять и применять правила, установленные Парламентом.
— Ваша присяга не обязывает вас оттягиваться именно на картеле Гауптмана, коммандер. — Гауптман не повысил голоса, но в нем послышалось злоба.
— Мистер Гауптман, — Хонор крепко сжала руки под столом, — мы проверяем всех коммерсантов, осуществляющих деятельность на поверхности Медузы или орбитальных складах Василиска, а не только представителей вашей фирмы.
— Чушь! — фыркнул магнат. — Никто из старших офицеров здесь на Василиске никогда так беспардонно не вмешивался в движение законного торгового транспорта. Более того, у меня имеются многочисленные доклады от моих здешних агентов касательно того, что ваши «таможенные» группы посвящают гораздо больше времени «проверкам» моих грузов, нежели чьих-либо других. Если это не ущемление, я бы очень хотел узнать, что, по-вашему, является им, коммандер!
— Действия или бездействие предыдущих старших офицеров не имеют никакого отношения к моим обязанностям и моему долгу, мистер Гауптман, — четко и спокойно произнесла Хонор. — И если мои инспекционные группы действительно тратили больше времени на проверку грузов картеля Гауптмана, то исключительно руководствуясь предыдущим опытом. На ваших судах случаи контрабанды, как правило, встречаются гораздо чаще по сравнению с другими кораблями.
Лицо Гауптмана опасно потемнело, но Харрингтон заставила себя смотреть ему в глаза, не выдавая и тени своего внутреннего напряжения.