И, как его хороший друг, Чи любезно указала, у Паркинен никогда не было плохих шансов в дружеском пари. У нее также была противная — и дорогая — привычка выигрывать с малыми шансами. Вообще она была одним из лучших тактиков, которых он когда-либо встречал, и ее анализ Плана Эстокада — и что, черт возьми, означает "эстокада", в любом случае? — до сих пор сбывался. Он не видел больших шансов на то, что это изменится в ближайшее время, и он задавался вопросом, чего он нанюхался, когда принял ее пари.
"Ну, я должна сказать, что это выглядит не слишком хорошо для тебя," — сказала Менендес, показывая головой на красные значки трех соларианских эсминцев на небольшом главном дисплее Бумсланга. "Эти трое, кажется, делают именно то, что она — и коммодор; давайте не будем забывать его — предсказывали."
"Я знаю," — наконец признался Базиньес. "И я знал с самого начала, что все получится именно так. Но шансы были так хороши!"
"Я только надеюсь, что в любви ты счастлив больше, чем в картах и пари," — сказала ему Менендес."
"О, это так!" — заверил он ее с широкой улыбкой.
"Забавно," — заметила Чи, все еще наблюдая за молчаливыми эсминцами. "Это не то, что сказала Салли Паркинс из инженерного отдела."
"Не надо верить всему, что слышите от сплетников," — предупредил ее Базиньес. "Кроме того, я думаю, что ей было неудобно в моем присутствии из-за моей божественно красивой внешности." Он печально покачал головой. "Один из крестов, которые я несу. Женщины в моей жизни понимают, что они просто не могут соревноваться с моей сверхчеловеческой физической красотой."
Обе женщины заржали, а младший лейтенант Джош Уитакер, офицер связи Бумсланга, посмотрел через тесную командную палубу на него круглыми, восхищенными глазами.
"Вы так это называете, сэр?" — спросил он благоговейным тоном. "А я то подумал, что ваша фамилия происходит от… величественных размеров вашего носа."
Базиньес поднял нос, о котором шла речь, — и который действительно имел "величественные размеры", — с таким же величественным сопением.
"Увы, это моя судьба, быть оклеветанным мелкими людьми," — сказал он. "Но это нормально! Я к этому привык." Он глубоко вздохнул. "В конце концов, я имею дело с этим со школы."
"Да, конечно, — сказала Чи. "Не так я это помню," — добавила она, и настала очередь Базиньеса усмехаться. Он и Чи знали друг друга с детства, и она, вероятно, была его самым близким другом в галактике.
"Это потому, что твой разум начинает уходить, и…"
"Гиперслед!" — крикнула Чи, обрезая его посередине фразы. "Кто-то проходит через терминал, мэм!"
"Принято." Голос Менендес стал таким же резким и холодно профессиональным, как у Чи; она посмотрела на Уитакера. Офицер связи ждал.
"Микрофон включен, мэм!" — подтвердил он, и палец Менендес нажал ключ передачи в подлокотнике ее кресла прежде чем он закончил говорить.
"Тайфун," — объявила она по внезапно ожившей сети узконаправленных лазеров тем же холодным, жестким голосом. "Тайфун, Тайфун." Затем она отпустила ключ и осмотрела свою командную палубу. "Идемте, мальчики и девочки," — сказала она. "Сделаем все как следует."
По мере того, как шли боевые команды, в драме чего-то не хватало, подумала она, но это было нормально. Еще будет много драмы, чтобы обойтись без ее добавления к этому.
"Гиперслед," — спокойно объявила коммандер Патриция Рихтманн, тактический офицер КФСЛ Вольтижер. Это прибытие не было неожиданностью. Они ожидали этого, по крайней мере, последние три часа, но все-таки ждали линейный крейсер. Каждый офицер эсминца знал, что время, необходимое для выполнения любой задачи, увеличивается геометрически пропорционально тоннажу участвующего корабля.
Будь честной, Пат, ругала она себя. На этот раз это была не просто стандартная подготовка к транзиту. И если ты действительно не хочешь идти домой длинным путем, ты должна быть счастлива, что они нашли время, чтобы установить эти подвески. Потому что подумай, кого отправят проверять нет ли там посетителей от Манти, если адмирал Сантини не будет наблюдать за задней дверью?
"Получили код транспондера?" — спросил капитан Оглсби.
"Да, сэр. Это Хинду…"
"Пуск!" — объявила Сара Чи и нажала клавишу.
КЕВ Ехидна была носителем ЛАКов класса Гидра. Гидры были на 33 000 тонн меньше Минотавров, которые предшествовали им, но в них удалось впихнуть еще дюжину отсеков ЛАКов. Все сто одиннадцать ее исправных ЛАКов — один из них был забракован офицером инженерной группы, потому что его системы скрытности имели стойкий сбой — были запущены и оставались позади, прячась в полуночных глубинах терминала Аджай, когда Ехидна и остальная часть пикета в Аджае пошла в другое место в соответствии с переданным КЕВ Со-По приказом коммодора Лессема. Они сидели там, ожидая, наблюдая, как соларианские эсминцы проверяют наличие защитников, и теперь была их очередь.
Не было виной Патрисии Рихтманн, что никто их не заметил. Она и ее коллеги — тактические офицеры на борту Чэмберлена и Тимберлейка, кораблей из дивизиона Вольтижера, усердно искали любые признаки военных кораблей. Проблема была в том, что никто из флота Солнечной Лиги, когда-либо сталкивавшихся с Шрайками и Катанами, не добрался до дома, чтобы рассказать об этом кому-нибудь еще. Как следствие, никто из оперативной группы 1027 никогда не предполагал, что что-то такое маленькое — масса Шрайка всего двадцать одна тысяча тонн и длина около семьдесяти метров — может представлять угрозу для любого настоящего военного корабля. Вольтижер, массой 112 500 тонн, не участвовал в боевых действиях флота, и его офицеры и экипаж знали это. Мысль о том, что кто-то должен беспокоиться о чем-то меньшем, чем пятая часть их размера, была абсурдной.
Была причина — на самом деле, много причин — что ни один серьезный флот не строил ЛАКи в течение всего прошлого столетия, и даже те, которые находились в эксплуатации, были просто субсветовыми кораблями системной обороны или патрульными судами. Без парусов Варшавской и собственных гипергенераторов, которые никто не мог бы вписать в корпус такого размера — или носителей ЛАКов, о которых солариане ничего не знали, — они все равно не могли бы быть здесь, в пространстве Аджая.
И даже если бы они знали о НЛАКах и новом поколении ЛАКов, ничто другое в галактике не было таким скрытным, как Шрайк или Катана. Эффективность даже активного радара по отношению к ним резко снижалась на дистанциях, чуть больше очень коротких. Единственный способ действительно обнаружить один из них с его выключенными импеллерами и системами скрытности было заметить, как он загородил звезду, и коммандер Менендес, которая была командиром ЛАКов Ехидны, также как и командиром Бумсланга, удостоверилась, что ее смертельные маленькие корабли были неподвижны относительно терминала. Шанс, что что-то их размера и положения все еще могло бы загородить звезду (или что-нибудь еще, если на то пошло), был… небольшим.
Если бы соларианские эсминцы искали достаточно пристально и долго, они могли бы их заметить. Даже мантикорская РЭП не могла сделать их невидимыми для активного радара с достаточной мощностью. Но они были очень близки к невидимым. Их отражение луча радара было слишком малым для чего-то представляющего какую-то угрозу для ФСЛ из того, о чем слышали его компьютеры. Люди ищут угрозы, о которых они знают, и никто из мужчин и женщин на борту этих кораблей не знал ничего о Шрайках.
Например, никто из них не знал, что, в дополнение к внутренней ракетной пусковой установке, Шрайк-Б нес один, установленный продольно, тяжелый гразер, столь же мощный, как бортовое вооружение супердредноута.
"Я получил импеллерные сигнатуры эсминцев, сэр," — объявил офицер у дисплея капитана Абсолона Бадрани, когда КФСЛ Хиндустан вновь вошел в обычную вселенную.