Блантон издала резкий звук согласия, и Вэн пожала плечами.
"Во всяком случае, — продолжила она, — отчет Ежи официально очистил Баррегоса от обвинений в любых финансовых нарушениях. Прочитав его и обсудив с ним, я думаю, что возникли некоторые новые вопросы о том, насколько он тесно связан с Эревоном, но не финансовые".
"Ты полагаешь, что твоё беспокойство насчёт Майя может быть… благодатной почвой для того, чтобы кто-то мог посеять семена разобщенности, будь то Манти или плохие парни?" — осторожно спросила Блантон, и Вэн снова пожала плечами.
"Я бы не сказала, что беспокоюсь об этом,” — сказала она. “Очевидно, что из-за того, что вся галактика одержима желанием распада, я не готова категорически исключить это, но Ежи не пришел домой с чем-то, что вызвало бы какие-либо тревоги в этом отношении. Мое впечатление о Баррегосе — и спешу добавить, что это только мое впечатление; он один из ваших людей, а не наш, и я не думаю, что кто-то еще в Жандармерии действительно сильно задумывался об этом — что он такой человек, который рассматривает все возможности. Он живет в опасной глуши, на периферии самой продолжительной, самой разрушительной войны в истории галактики — по крайней мере, пока — и я думаю, что он историк".
"Я думаю, что он видел возможность чего-то вроде нашей наступившей конфронтации с Мантикорой давным-давно, и я думаю, что его отношения с Эревоном призваны обеспечить максимально возможную стабильность, которую он может создать, даже если вся остальная часть галактики неизбежно попадет в ад. Как далеко он готов пойти, чтобы это произошло, — это совершенно другой вопрос, и у меня нет достаточно информации, чтобы высказать обоснованное мнение об этом".
"Но это такая ситуация, если ты права, которая может заставить кого-то рассматривать его как потенциально подверженного соблазнению или как человека, которого можно достоверно выдать за подверженного соблазнению".
"Именно так. Но если я права, то он давно исполняет эту чечетку, и никто этого не понимает. Конечно Майя далеко от Солнца, но все же это впечатляющее достижение. И как сказал Ежи, у него есть настоящая способность вызывать личную преданность. Как и у адмирала Розака, по-видимому, и это может быть опасной возможностью. Если оставить это в стороне, то кто-то, способный жонглировать столькими мячами так, чтобы никто не заметил, никогда не будет настолько неуклюжим, чтобы позволить кому-либо, а тем более одному из платных агентов Раджмунда, обнаружить, что он тайно встречался с представителями Манти".
"В этом ты права,” — задумчиво сказала Блантон, снова поигрывая с вилкой. “Тем более, что он принимает особые меры предосторожности против того, чтобы кто-нибудь в Пограничной Безопасности узнал об этом. Я полагаю, он будет гораздо больше беспокоиться о домашних утечках, чем о ваших людях".
"В этом есть смысл".
Вэн отпила чаю. Они сидели молча двадцать или тридцать секунд, затем она поставила чашку и откинулась на спинку стула.
"Я думаю, нам надо лучше узнать об этом,” — сказала она. “И я могу придумать только один способ сделать это".
"Подразумевая, что есть время", — указала Блантон, и Вэн кивнула. Время в пути до Майи было пятьдесят один день в одну сторону.
"Я знаю,” — сказала она. “Но я не вижу другой возможности".
"Я тоже. Но это не может быть один из моих людей. Даже в лучшие времена я бы не браконьерствовала в заповеднике Раджмунда. А это вряд ли "лучшие времена". Если мы правы в его отношении, последнее, что нам нужно, это предупредить его, что кто-нибудь — особенно я — может смотреть в его сторону. Отправишь снова своего Скарлатти?"
"Я не знаю,“ — ответила Вэн, отвечая на профессионально вдумчивый тон Блантон. “С одной стороны, я доверяю ему, и он был первым, кто предположил, что отношения Баррегоса с Эревоном были ближе, чем думали большинство людей в Старом Чикаго. Он не сделал бы этого, если бы был в кармане Баррегоса. С другой стороны, он друг Олфри и, если Баррегос замышляет что-то, Ежи не пронюхал об этом — во всяком случае, не доложил об этом — в последний раз, когда был там. И, — добавила она, — придумать правдоподобную причину, чтобы послать его обратно так быстро, не делая такого спокойного человека, как Баррегос, подозрительным, может быть нетривиальной задачей".
Выражение лица Блантон показывало ее согласие с цепочкой мыслей Вэн.
"У меня есть, по крайней мере, полдюжины других людей, которых я могу отправить, если я не пошлю снова Ежи,” — сказала полковник, пожав плечами. “И если нужно, я пойду к Норитоши, чтобы он позволил мне выбрать одного из людей Симеона из ОКР. В любом случае, я смогу послать кого-нибудь на Курящую Лягушку максимум через пару дней".
"Чем скорее, тем лучше,” — сказала Блантон. “Даже если он уедет завтра, будет середина сентября, когда он туда доберется".
"И самое быстрое, когда он сможет вернуться — конец ноября,” — согласилась Вэн. “Предполагая, что кто-то достаточно глуп, чтобы оставить этот "дымящийся пистолет" лежащим так, чтобы он споткнулся об него сходя с шаттла! Но так не бывает".
"Таким образом, мы, вероятно, действительно не услышим о нем до нового года". У Блантон было кислое выражение лица, и Вэн фыркнула.
"У нервной системы любого динозавра есть определенная задержка", — отметила она и Блантон поморщилась.
"В данных обстоятельствах я бы хотела, чтобы ты выбрала другую метафору", — сказала она.
"Почему?"
"Потому, что динозавры вымерли," — мрачно ответила Блантон.
Часть 2
Август 1922 год ПОСЛЕ РАССЕЛЕНИЯ
КФСЛ Квебек
Система Кашалот
"Вы не серьезно!"
У женщины на дисплее комма Винсента Каприотти были платиновые волосы и темная кожа. Это была поразительная комбинация, и она была настолько фотогеничной, что он подозревал, что в этом довольно много биоскульптуры. Политики, как правило, считают физическую привлекательность ценным активом — более ценным, по мнению Каприотти, чем простая компетентность. С другой стороны, президент системы Кашалот Мириам Янке достаточно демонстрировала свою компетентность в течение сорока Т-лет политической карьеры.